Сегодня установлены нормы на продукты питания, и я слышал, что многие немцы жалуются, что они очень невелики. Например: мяса — 700 г в неделю, сахара — 280 г, джема — 110 г, кофе или его заменителей — одна восьмая фунта в неделю. Что касается мыла, то на ближайшие четыре недели каждому человеку полагается 125 г. Новости о нормировании продуктов оказались для людей тяжелым ударом.
Сегодня приехал специальный представитель Хэм Фиш, которого, кажется, полностью одурачил Риббентроп, предоставивший ему самолет для того, чтобы добраться до состоявшейся на днях межпарламентской встречи в Скандинавии и рассказать собравшимся там демократам, насколько опасна сложившаяся ситуация. Он удивил нас тем, что весьма опасается продолжения своей миссии. Мы с Джо Барнесом наблюдали, как он очень серьезно беседовал за завтраком во внутреннем дворике «Адлона» с доктором Цаллаттом, мелким чиновником из министерства иностранных дел, который, кажется, курирует здесь американскую прессу, но никто из американских корреспондентов с ним не общается, потому что он ничего не знает. Позднее, заставив весь журналистский корпус час прождать его, Фиш появился после завтрака и мрачным тоном произнес: «Извините меня, джентльмены, за опоздание, но я только что беседовал с важным чиновником из германского правительства». Ребята с трудом подавили смех. Фиш уехал первым же поездом во второй половине дня. Джеффри Парсонс, автор передовиц «Herald Tribune», человек спокойный, интеллигентный, выдержанный, основательный, уехал вчера ночью в Париж. На прошлой неделе он встречался с Черчиллем и уверен, что война будет.
Несмотря на все это, на Вильгельмштрассе сегодня все еще надеются на мирный исход.
Берлин, 28 августа
Они ставят себя под удар. Любому европейскому лидеру теперь трудно отступать. В два часа утра мы получаем текст писем, которыми обменялись в субботу и воскресенье Даладье и Гитлер. Даладье в благородных выражениях просит, чтобы Гитлер воздержался от военных действий, говорит, что нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить мирным путем, напоминает Гитлеру, что Польша, в конце концов, суверенное государство, и заявляет, что Франция выполнит свои обязательства по отношению к Польше. Гитлер сожалеет, что Франция намеревается воевать, чтобы «поддержать неправого». А затем впервые объявляет свои требования. Данциг и Данцигский коридор должны быть возвращены Германии. Он хорошо осознает последствия войны, но заключает, что Польше придется хуже, чем кому-либо еще.
В письме Даладье есть замечательная строка: «Если сейчас прольется кровь Франции и Германии, как это случилось двадцать пять лет назад… то каждый из двух народов будет сражаться с уверенностью в своей победе. Но несомненно, что истинными победителями окажутся разорение и варварство».
В тринадцать тридцать звонит из Лондона Эд Марроу. Уставший, но бодрый. Мы оба выходим в эфир четыре или пять раз в день — с полудня до четырех утра. Эд не согласен с тем, что сказал мне из Лондона по телефону прошлой ночью Билл Стоунмен, а именно: что британцы используют ситуацию в корыстных целях. Эд утверждает, что сейчас они не могут этого делать. Он считает, что Ген-дерсон, который возвращается сегодня из Лондона в Берлин, привезет ответ Гитлеру, который «повергнет его в шок». Введение продовольственных карточек и публикация писем Гитлера и Даладье, кажется, заставили простых людей осознать серьезность положения, оценивая все своими глазами. Пожилой немец, читавший письма, сказал мне: «Да, они забыли, что такое война. Но я не забыл. Я помню».
Сегодня днем по улицам в восточном направлении движутся войска. Их везут на грузовиках, в продовольственных фургонах и т. п. Германия заверила Бельгию, Голландию, Люксембург и Швейцарию, что будет уважать их нейтралитет в случае войны.
Позднее. Гендерсон прилетел в восемь вечера, в десять тридцать поехал в рейхсканцелярию и оставался там до одиннадцати сорока. Никаких достоверных сведений об этой решающей встрече нет, хотя в полночь официальная реакция на Вильгельмштрассе не была никоим образом пессимистической.
Средний немец выглядит сегодня подавленным. Он не может пережить удар, нанесенный введением продовольственных карточек, что равнозначно для него объявлению войны. Прошлой ночью, когда Гендерсон прилетел из Лондона с ответом на требования Гитлера, — в ночь, когда каждый понимал, что решается вопрос войны и мира, — я был удивлен, что перед зданием рейхсканцелярии собралось менее 500 человек из 5 000 000 жителей Берлина. Эти немногие стояли мрачные и молчаливые. Чувствовалось почти пораженческое настроение. Один человек сказал мне прошлой ночью: «Коридор? Черт, мы не слышали о нем почти двадцать лет. Зачем сейчас поднимать этот вопрос?»
Позднее (три часа утра). Сегодня в девятнадцать пятнадцать Гитлер вручил Хендерсону свой ответ на британские предложения1. К удивлению Вильгельмштрассе, британский посол не вылетел с ним в Лондон, хотя немцы держали наготове самолет в Темпельхофе. Он просто отправил его обычной дипломатической почтой. Похоже, британцы наконец заняли жесткую линию. Сегодня в «Таверне» у некоторых корреспондентов, включая и меня, было такое ощущение, что британцы морочат капралу голову. Немецкие журналисты сегодня ночью в «Таверне» были не так хвастливы. Правда то, что Гитлер колеблется. Многие ярые нацисты считают, что он должен был двинуть войска в прошлую пятницу. Если британцы действительно морочат ему голову, то пойдут ли английские консерваторы на сделку, чтобы спасти его? Я забежал вечером в английское посольство, чтобы повидаться со старым приятелем. Холлы были заставлены вещами. «Мы все пакуем чемоданы», — посмеялся он.
Берлин, 30 августа
Британский ответ Гитлеру появился сегодня ночью. Какого содержания, мы не знаем. Гендерсон опять встретился с Риббентропом, но никаких сообщений не поступало. Вполне возможно, что сегодняшняя ночь окажется решающей. Германское агентство новостей объявило, что будет давать новости всю ночь. Звучит зловеще. На Вильгельмштрассе постарались обратить наше внимание на то, что пакт о ненападении, заключенный с Россией, предусматривает также консультации и что эта его часть в последние несколько дней вступила в действие. Меня это удивляет, но сегодня ночью я сказал в своей радиопередаче: «Кажется, это означает, и действительно, информированные сотрудники на Вильгельмштрассе не оставляют в этом никаких сомнений, что в последние дни Германия и Советы вели какие-то переговоры и, как сказал ночью один из журналистов, „говорили о Польше“. В этой связи германская пресса не забывает упомянуть о сообщении из Москвы о том, что Россия не только не вывела свои триста тысяч человек с западной границы, как передавали ранее, а наоборот, укрепила свои силы там, то есть на границе с Польшей. Я не понимаю смысл всего этого. Я знаю только, что этому придается здесь большое значение».
Позднее, Сегодня в четырнадцать тридцать поляки объявили всеобщую мобилизацию. Это не столь важно, потому что Польша уже мобилизовала столько человек, сколько могла вооружить и обуть. Но эта новость дала немецкой прессе повод пригвоздить Польшу к позорному столбу как агрессора. (Германия тоже провела мобилизацию, хотя неофициально.) Так как теперь Гитлер публично потребовал возвратить Данциг и Данцигский коридор, то немцы должны бы знать, кого следует считать агрессором. Но боюсь, что они верят геббельсовской пропаганде.
