Дополнение к 20 мая. Возвращаясь из Брюсселя в Аахен, мы проезжали мимо группы британских военнопленных. Это было где-то в голландской провинции Лимбург, думаю, в окрестностях Маастрихта. Их согнали на выложенный кирпичом двор недействующего завода. Мы остановились, подошли и поговорили с ними. Вид у них жалкий. Все пленные так выглядят, особенно сразу после боя. У некоторых явные контузии, некоторые ранены, и все смертельно уставшие. Но больше всего меня поразило их физическое состояние, все с впалой грудью, тощие и узкоплечие. Примерно у трети плохо со зрением, они в очках. Характерно, заключил я, для молодежи, которой Англия столь преступно пренебрегала все двадцать два послевоенных года, в то время как Германия, несмотря на поражение, изоляцию и шесть миллионов безработных, вытаскивала свою молодежь на солнце и свежий воздух. Я спросил у ребят, откуда они родом и чем занимались дома. Примерно половина — из офисов Ливерпуля, остальные служащие из Лондона. Они сказали, что их военная подготовка началась девять месяцев назад, когда объявили войну. Но она, как видно, не помогла наверстать упущенное из-за плохого питания, недостатка солнца, свежего воздуха и физических тренировок в послевоенные годы. В тридцати ярдах от нас в. сторону фронта маршировали немецкие пехотинцы. Невольно сравнивал их с этими английскими парнями. Все немцы загорелые, крепко сложены, на вид здоровые, как львы, грудь колесом и т. д. Это один из аспектов неравной схватки.
Я знал, что английские юноши дрались храбро, как настоящие мужчины. Но храбрость — это не все, этого недостаточно в войне машинного века. Нужно обладать телом, способным выдержать чудовищные нагрузки. А еще, именно в этой войне, необходимо иметь всю боевую технику. Я поговорил об этом с англичанами. Шестеро из них, стоявшие немного в стороне, — это все, что осталось, как они мне рассказали, от роты, вступившей в бой под Лувеном.
«У нас не было никаких шансов, — сказал один из них. — Нас просто давили. Особенно пикирующие бомбардировщики и танки».
«А где же ваши бомбардировщики и танки?» — спросил я ребят.
«Ни одного не видели», — ответили они хором.
У троих солдат грязные окровавленные повязки через глаз. Один из них в особенно тяжелом состоянии, он стоял и скрипел зубами от боли.
«Жаль его, — шепнул мне его товарищ, — остался без глаза. Очень переживает из-за этого».
«Скажите ему, что это не так страшно, — сказал я, пытаясь неловко успокоить его, — я сам потерял один глаз, а вы этого никогда и не заметите». Хотя не думаю, что он мне поверил.
Но в целом, несмотря на контузию, мрачное будущее в качестве военнопленных, они не унывали. Один невысокий парнишка из Ливерпуля улыбнулся глазами сквозь толстые очки.
«Знаете, вы первый американец, которого я вижу. Забавное место для первой встречи, правда?»
Остальные тоже в этом признались, и мы хорошо посмеялись. Но в душе мне не было так хорошо. Мы с Ф. отдали им все сигареты, что у нас были, и уехали.
Аахен, 21 мая
Сегодня наконец попал на настоящий фронт и воочию увидел мой первый бой. Он шел на берегу реки Шельды в западной части Бельгии. Это был первый настоящий бой, который я видел со времени сражения за Гдыню в прошлом сентябре.
По пути на фронт мы опять проезжали Лувен. Поразительно, сколько людей вернулось. Крестьяне привезли продукты. К нашему удивлению, на разбитой улице работал небольшой овощной рынок.
Направляясь на юго-запад от Брюсселя, мы ехали по дороге на Турнэй, который все еще находится в руках союзников. В Тюбизе, в нескольких милях юго-западнее Ватерлоо, знакомые следы недавних боев: дома вдоль улиц разрушены, кругом полусгоревшие обломки. До сих пор, подумал я, эта война велась вдоль дорог, двумя армиями, передвигающимися на колесах. Почти каждый город частично или полностью разрушен. Но поля по соседству не тронуты. Возвратившиеся крестьяне уже их обрабатывают.
Около полудня мы добрались до Энгиена и поехали в штаб генерала фон Рейхенау, командующего 6-й армией. Штаб расположился в замке неподалеку от города. В парке, ведущем в замок, повсюду стоят зенитные орудия. Это один из прелестных замков эпохи Возрождения, которых так много в сельской местности Бельгии и Франции. Парк и ведущая к нему лужайка были прохладными и зелеными.
Генерал Рейхенау, которого я как-то случайно видел в Берлине перед войной, встретил нас у подъезда. Он, как всегда, загорелый и подтянутый, с неизменным моноклем в глазу. С типично немецкой скрупулезностью и видимой откровенностью, удивившей меня, он рассказывал о боевых действиях, то и дело прерываясь, чтобы ответить на наши вопросы. В короткой телеграмме на Си-би-эс, наспех составленной позже по записям, сделанным во время интервью, я написал:
«Несмотря на успех немцев до настоящего времени, Рейхенау подчеркнул, что до сих пор бои велись только с целью окружения противника, а решающее сражение еще впереди.
— Когда и где? — спросил я у него.
— Где, — засмеялся он, — частично зависит от того, что предпримет противник. Когда и как долго оно продлится — это вопрос будущего. Оно может быть коротким или длительным. Вспомните, предварительное сражение у Ватерлоо продолжалось несколько дней. Решающая битва при Ватерлоо завершилась за восемь часов.
Рейхенау признался: „Возможно, наше продвижение теперь замедлится, если Вейган решит оказать серьезное сопротивление. Мы начали это сражение, будучи абсолютно уверены в своих силах. Но мы не питаем иллюзий. Мы знаем, что великая битва еще впереди“.
Рейхенау сказал, что германские потери относительно невелики, они составляют примерно десятую часть от числа военнопленных противника. Последние официальные данные о численности военнопленных — 110 000 человек, не считая полумиллиона сдавшихся голландцев.
Кто-то поинтересовался, каким образом немецкая пехота так быстро переправилась через реки и каналы, с учетом того, что союзники разрушили все мосты.
— В основном на надувных лодках, — ответил он».
Еще несколько цитат из Рейхенау, которые я записал кратко:
«Гитлер фактически управляет армией из своей ставки. Большинство подрывов мостов и дорог в Бельгии осуществили при отступлении французские специалисты… Я проезжаю в день по 150 миль вдоль фронта и до сих пор не видел ни одного воздушного боя. Нас, конечно, удивило, что союзники не пытались хотя бы бомбить наши переправы на реке Маас и на Альберт-канале. Англичане попытались сделать это только однажды в дневное время. Мы сбили восемнадцать их самолетов. Но нет сомнения, что англичане придерживают свою авиацию. По крайней мере, у меня такое впечатление».
А у меня сложилось впечатление, что это его беспокоит!
Еще несколько записей разговора с Рейхенау:
«У англичан в Бельгии два армейских корпуса, в основном моторизованных. Бельгийцы удерживают северный сектор, англичане — центр и южные фланги… Мы столкнулись с одной марокканской дивизией. Она хорошо сражалась, но им не хватало сил, и долго продержаться они не смогли. В первые дни самый трудный бой шел у Альберт-канала. Затем, позднее, вдоль реки Диль, особенно вокруг Жембло, к северо-западу от Намюра».
