Из обнаруженных в ларчике документов, пишет Боде, оказалось, что старая француженка действительно была графиней Ламотт-Валуа, родившаяся в 1756 году. Имя де Гаше она получила от эмигранта, за которого вышла замуж то ли в Италии, то ли в Англии. Оттуда авантюристка, стараясь не привлекать к себе внимания, тайком перебралась в Петербург, где в 1812 году приняла русское подданство. Существует мнение, что она в своё время встречалась с императрицей Елизаветой Алексеевной и императором Александром I, причём открылась в своей тайне только последнему, и Александр, будучи джентльменом, якобы обещал ей сохранить тайну.
Из записок А.В. Храповицкого: «Из воспоминаний баронессы Боде узнаем, что графиня де ла Мотт — женщина развратная, по отцу своему Сен-Рени происходившая от одного из незаконных сыновей короля Генриха II Валуа, действительно присвоила и продала в Англию “бриллиантовое ожерелье редкой красоты, ценою почти в 2 миллиона ливров”, которое изготовили “около 1784 года придворные ювелиры” для Марии-Антуанетты». В биографиях Ламотт указывается, что она будто бы «умерла в Англии в 1791 году, бросившись из окошка после ночной оргии».
Заметки А.В. Храповицкого свидетельствуют, что Александр Дюма в своем романе «Ожерелье королевы», написанном в 1848 году, достаточно точно воспроизвёл детали интриги. «Враги королевской власти, — пишет в заключение Храповицкий, — зная твердый характер Марии-Антуанетты, обрадовались случаю набросить тень на её честное имя. Судебные прения клонились не столько к обличению преступников, как служили поводом к разным оскорбительным для власти намекам». Храповицкий также иронизирует, вспоминая, что англичане при участии той же аферистки баронессы Крюдинер ещё в эпоху Екатерины II просили у нас Крым для использования его для ссылок, вроде мыса Доброй Надежды, «благо оно поближе».
Сегодня хорошо известно, что история с ожерельем королевы была очень умело использована противниками королевской власти для её дискредитации. Примерно так же в преддверии 1917 года были использованы для дискредитации царской власти в России скандалы, связанные с Григорием Распутиным. Историки не без основания считают, что если бы не было громкого процесса, связанного с аферой графини Ламотт-Валуа, которая окончательно оттолкнула французов от королевы и короля (хотя те были на самом деле абсолютно ни в чем не виноваты!), то революции во Франции могло и не быть, а следовательно, могло не быть того ужасного террора, который залил кровью всю страну.
Примечательно, что у Каролины в Ореанде часто гостила её тетка графиня Розалия Ржевусская. Графиня была дочерью княгини Любомирской, гильотинированной на Гревской площади в Париже вместе с королевой Марией-Антуанеттой. Вместе с матерью Розалия Ржевусская, будучи ещё девочкой, провела несколько месяцев в якобинской тюрьме, запомнив этот ужас до конца своих дней. Очевидно, что автограф Марии-Антуанетты, украшавший знаменитую коллекцию автографов Каролины Собаньской, урожденной Ржевусской, достался ей именно от тетки Розалии. Однако для нас было бы интересно другое: знала ли едва не попавшая на гильотину графиня, что рядом с ней под крымским небом обитает одна из главных виновниц смерти её матери, и, если знала, то как на это реагировала?
Баронесса Боде заканчивает свой рассказ о таинственной француженке следующим образом: «Участь этой женщины покрыта непроницаемою завесою; она исчезла, как исчезло знаменитое искусительное ожерелье, причина её падения, одна из причин смерти несчастной королевы Марии-Антуанетты. Писатели долго будут говорить о Жанне Валуа, и никто не догадается искать на безвестном кладбище Старо-Крымской церкви её одинокой могилы!»
Из воспоминаний компаньонки княгини Голицыной Марии Сударевой: «Сию графиню де Гаше я прекраснейшим образом помню — необыкновенно живая и задиристая была старушонка. И весьма боевая, даже лихая, пожалуй, чуть ли не бешеная, несмотря на свой преклонный возраст. Ходила в мужском костюме и не расставалась с пистолетами. Дружила с контрабандистами, которые не раз захаживали по делам в её одинокий домик в Артеке, у Аюдага. И умерла по-особому, по-мужски: говорят, она разбилась, не удержавшись в седле на одной из горных тропок.
После смерти её доподлинно выяснилось, что в самом деле являлась она вовсе не графинею де Гаше де Кру а, а печально знаменитою во французской истории графинею Жанной де ла Мотт, той самою графинею де ла Мотт, что украла королевское ожерелье, была судима, высечена и клеймена на Гревской площади и была именно тем существом, которое во многом и погубило репутацию несчастной страдалицы — королевы Марии Антуанетты. Ясное дело: феерическая история дерзкой авантюристки графини де ла Мотт (скандальный уголовный процесс, суд, смелое бегство из тюрьмы, инсценировка самоубийства, новое исчезновение, появление в Крыму) не могла не привлекать Каролину.
Анна Сергеевна не только поведала Каролине массу бесценных подробностей о графине Гаше де Круа, но и показала ещё оставшиеся ей от графини и хранившееся теперь у неё в тайном шкапчике весьма ценные бумаги, непосредственно касающиеся этого громкого, но таинственного дела. И две связки бумаг княгиня даже дала Каролине на память — дар поистине бесценный. Знаю всё это в точности, ибо слышала от самой княгини Голицыной, поведавшей нам обо всем потом, уже после отъезда Каролины из Кореиза».
Что касается самой княгини Голицыной, то, как мы уже говорили выше, она весьма отрицательно относилась к своему соседу де Витту. Основания у старой княгини для этого имелись. Современники, знавшие княгиню в преклонных летах, писали о ней исключительно как о мужеподобной старухе, собиравшей вокруг себя мистически настроенных одиноких женщин. Разумеется, что «мужеподобная старуха» догадывалась о повышенном интересе генерала к членам её колонии, и это ей очень не нравилось.
В августе 1837 года Голицына неожиданно увезла из Кореиза дочь баронессы Крюденер Юлию Беркгейм (по некоторым сведениям, она являлась любовницей княгини), якобы в Вену, для лечения, и сама не возвращалась оттуда до ноября. По отзыву современников, отъезд Голицыной скорее напоминал бегство. Что касается Юлии Беркгейм, то она в Крым уже не вернулась.
Буквально через месяц после бегства Голицыной в сентябре того же 1837 года император Николай I с супругой, сыном-наследником Александром и дочерью Марией посетили Крым, где заехали в Ореанду с ночевкой к графу де Витту. Соседнее же поместье в Кореизе было в этот момент совершенно пусто. Там не было ни Голицыной, ни её таинственных колонистов. Как писал крымский землевладелец С.А. Юрьевич своей жене, «хозяйка в отсутствии. Говорят, нарочно выехала за границу — видно, совесть не чиста». Причин для нечистой совести было, очевидно, много. Недаром и Беркгейм, оставив Крым, по словам того же Юрьевича, «стала вести самый загадочный образ жизни, скитаясь по всевозможным уголкам России, прекратив всякие знакомства и избегая встретить кого-либо из прежнего, брошенного ею мира. Имея виноградник в Крыму, она давала иногда о себе знать, но по большей части её разыскивали при помощи всех возможных полиций».
Но почему обе таинственные дамы так резво бежали из Крыма перед самым приездом императора? Почему дочь знаменитой аферистки-шпионки больше никогда не посмела вернуться в благодатный Крым? Думается, это произошло не без участия де Витта, который, скорее всего, представил Голицыной доказательства её антигосударственной деятельности и поставил условие — самороспуск её секты или доклад императору с последующим осуждением на каторгу, а в строгости Николая сомневаться не приходилось. При всей своей экзальтированности Голицына всё же сумела сделать правильный выбор и сочла за лучшее бежать в Вену, чем отправиться по этапу в Сибирь.
