Командир 128-й бригады кораблей Юрий Можаров был снят с должности и переведен на Север. Спустя некоторое время он стал начальником ПВО Северного флота и контр-адмиралом. Начальника политотдела дивизии Медведева тоже сняли с должности и перевели служить в одно из ленинградских военно-морских училищ.
Был уволен в запас командир бригады пограничных катеров, капитан 1-го ранга А.С. Нейперт, получивший приказ командующего Прибалтийским пограничным округом генерал-лейтенанта К. Секретарева немедленно открыть огонь на поражение и уничтожить корабль, но якобы затянувший с его выполнением. Если верить документам, то никакой задержки в открытии огня у пограничников не было. Им действительно дали команду на применение оружия, но потом тут же отменили. Возможно, Нейперта просто вскоре уволили по выслуге лет, а «оппозиционером» его сделали опять же досужие журналисты. Это было весьма заманчиво, т.к. Нейперт по национальности был латышом, ну а обиженный советской властью латыш, пусть даже и с погонами капитана 1-го ранга КГБ, лишний повод для недовольства властью.
В отношении еще 6 офицеров и 11 мичманов «Сторожевого» были возбуждены уголовные дела, однако они были оправданы, хотя все были подвергнуты взысканиям по служебной и партийной линиям.
Вспоминает вице-адмирал А.И. Корниенко: «После длительного расследования освободили всех офицеров и мичманов. Многих из них разжаловали, других назначили с понижением. Большинство уволили в запас. Матросов и старшин демобилизовали... Всем уволенным офицерам предоставили жилье, жене Саблина в Калининграде выделили квартиру, одно время она работала официанткой в ресторане “Москва”. Сын Саблина поступил в высшее военно-морское училище».
Относительно жены я ничего сказать не могу, но что касается сына, то в журналистских очерках писалось, что он стал биологом.
Как бы то ни было, но советская власть не чинила ему никаких препятствий в получении высшего образования и дальнейшей карьере.
Впрочем, «синдром “Сторожевого”» еще много лет отравлял жизнь флотских офицеров — и строевых, и политработников. Отныне большие начальники и особисты относились ко всем остальным с повышенным подозрением, считая, что лучше лишний раз перестраховаться.
Досталось на орехи и летчикам. Едва операция по перехвату «Сторожевого» была закончена, авиационные начальники начали «разбор полетов» в переносном и прямом смысле.
Любопытно, что, разобравшись во всех деталях события, начальник Главного политическою управления СА и ВМФ генерал армии Епишев сказал участвовавшему в освобождении командира корабля главному корабельному старшине А. Миронову: «Вы достойны награды, но мы не можем обнародовать позор. Поэтому вы будете уволены в запас». Однако вскоре главного корабельного старшину не только не наградили, но, наоборот, как и всех остальных старшин «Сторожевого», разжаловали в матросы. Увы, к сожалению, у нас бывает и так...
Впоследствии бывший главный корабельный старшина Александр Миронов работал на Кишиневском тракторном заводе, в пожарной охране. В 1992 году принимал участие в боевых действиях по защите Приднестровья, был награжден боевыми наградами. О дальнейшей судьбе еще двух отважных моряков «Сторожевого» Алиева и Копылова у автора сведений нет.
* * *
Вспоминает контр-адмирал в отставке В.Т. Лосиков: «Уже после событий на “Сторожевом” мы начали отбор делегатов на очередной съезд КПСС. Нашей дивизии было велено отобрать лучшего командира корабля. Перебрав все кандидатуры, я остановился на командире ВПК “Достойный” капитане 2-го ранга Альфреде Никитиче Ильине. Родом он был из латышей, а его дед — красный латышский стрелок, охранял Ленина. По всем позициям Ильин был лучшей кандидатурой, но когда я его предложил ЧВСу Сорокину, тот сказал, что Ильина посылать делегатом нельзя. Оказалось, что Ильин одноклассник Саблина по училищу Фрунзе, и когда Саб-лин на “Сторожевом” в 1974 году заходил к нам в Североморск, они дома у Ильина всю ночь вдвоем пили коньяк. Только поэтому Ильин так и не был послан делегатом на съезд. Впрочем, на его дальнейшей служебной карьере это нисколько не сказалось».
Вообще, честно говоря, история мятежа «Сторожевого» — это, при всем драматизме происходившего, все же история со счастливым концом. Во-первых, никто не погиб на БПК во время самого мятежа и во время его подавления. Во-вторых, никто не погиб при обстреле «Сторожевого» и его бомбежке. В-третьих, каким-то чудом никто не погиб при ошибочном бомбометании летчиков сухогруза «Волгобалт» и сторожевого корабля СКР-14. Все это можно считать огромным везением. А может, в тот раз и Господь просто сжалился над русскими моряками.
Обратим внимание на следующий знаковый момент. Несмотря на то что со времени мятежа Саблина прошло уже почти сорок лет, практически ни один из членов экипажа «Сторожевого» не выступал в прессе с воспоминаниями о том, как он делал «коммунистическую революцию» под началом своего замполита. Исключение составили лишь две наиболее одиозные личности из команды «Сторожевого» — бывший матрос Шейн и бывший мичман Бородай. Но чего стоят их «воспоминания», когда оба, как показывают документы, во время следствия и суда быстро открестились от Саблина и вымаливали у следователей и судей прощение, каясь и посыпая головы пеплом? Так что верить их воспоминаниям особо не стоит, предавший единожды и дважды непременно обманет и в третий раз. Но почему молчат остальные участники и свидетели тех далеких событий, ведь гриф секретности давно снят? Причина одна — им и сегодня стыдно, что они, нарушив присягу, позволили политическому авантюристу увлечь их на соучастие в пиратском разбое. И сегодня бывшие матросы, мичманы и офицеры «Сторожевого» отнюдь не считают события 8—9 ноября 1975 года героической страницей своей биографии, а, наоборот, давным-давно постарались забыть о ней, как о кошмарном сне. Другого объяснения столь дружному и упорному молчанию двух с липшим сотен бывших членов экипажа «Сторожевого» я не нахожу.
Из почти двухсот членов экипажа «Сторожевого» впоследствии объявили публично себя почитателями и приверженцами замполита лишь двое, хорошо известные нам Шейн и бывший мичман Бородай, осевший после изгнания с ВМФ в Риге. Заметим, что по показаниям самого мичмана Бородая, данным им во время следствия, он все время мятежа безвылазно просидел в своей каюте, а потом даже присоединился к матросам, которые двинулись вместе с Потульным на захват ходового мостика. Что касается Саблина, то в своих показаниях Бородай всячески его осуждал и негодовал. При этом в своей объяснительной Бородай, разумеется, обошел молчанием тот факт, что в перерывах между возлияниями в каюте он избивал матросов, которые ранним утром 9 ноября пытались освобождать командира, а потом истово клялся в своей преданности КПСС и советскому правительству. Когда же в 1991 году Бородай убедился, что КГБ ему больше не опасен, он начал сочинять новую историю своего героического участия в «революционных» событиях на «Сторожевом» и то, как он горячо любил покойника Саблина. Ну а сам Бородай был на «Сторожевом» чуть ли не главным помощником Саблина в его революционных делах. Времена изменились, а вместе с ними изменился и бывший мичман.
Из архивной справки: «Бородай Виктор Михайлович, 1954 г.р., уроженец города Славянск на Кубани, с декабря 1974 г. техник высокочастотных блоков БПК “Сторожевой”, мичман. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. Одобрительно отзывался о некоторых действиях Саблина. Участвовал в предотвращении попытки старшины 1-й статьи Копылова и матроса Набиева освободить из-под ареста командира корабля Потульного. Затем в течение 20—25 минут вместе с матросом Шейным охранял изолированного Потульного. Впоследствии добровольно отказался от дальнейшего участия в мятеже».
