При съемке с бочек БПК имел V=18 узлов. В Усть-Двинске маневрировал переменными ходами 6—8 узлов.
Далее следовал V=22 узла, имея в действии все двигатели (2 маршевых и 2 форсажных), что обеспечивало развитие 30 узлов хода за 2 минуты после команды.
С проходом плавмаяка скорость БПК в 09 часов 06 минут составляла 14 узлов. В 09 часов 09 минут 9 узлов, в 09 часов 13 минут 20 узлов при отключении 2 форсажных двигателей. В 09 часов 30 минут был отключен маршевый двигатель правого борта. С 09 часов 30 минут до 10 часов 05 минут БПК шел на одном маршевом двигателе левого борта, работавшим на оба вала. В 10 часов 03 минуты был запущен маршевый двигатель правого борта, но скорость составила 14 узлов.
Если следовать от Ирбенского пролива к Кронштадту, то после прохождения плавмаяка “Ирбенский” рекомендованный курс 333,5 градуса. Однако в точке с координатами: Ш=57 градусов 51 минута 6 секунд северная, Д=21 градус 36 минут восточная БПК уклонился от рекомендованного курса и лег на курс 290 градусов, которым и шел до вынужденной остановки.
Пограничные корабли строго выполняли правила безопасного плавания, не пересекая курса БПК, не находясь на острых курсовых углах и в опасной близости от БПК. Наоборот, БПК нарушал все установленные правила, особенно при поворотах, не подавая ни звуковых, ни флажных сигналов, создавая тем самым аварийную обстановку.
Так, в 9 часов 08 минут БПК неожиданно для ПСКров резко повернул влево и лег на курс 290 градусов. Из-за чего ПСКР-607 пришлось резко отвернуть влево, а ПСКР-626 застопорить ход.
При этом у капитана 3-го ранга Саблина отсутствовала карта подходов к Кронштадту. Плавание корабля в море при отсутствии морских навигационных карт невозможно. Финский залив является сложным в навигационном отношении для плавания кораблей и требует предварительной подготовки и изучения района по морским картам и лоциям. Имевшиеся на БПК “Сторожевой” морские навигационные карты и лоции, уровень подготовки Саблина давали ему возможность провести корабль на Кронштадтский внешний рейд. Вести корабль в Ленинград Саблин не мог, т.к. на БПК отсутствовали карты-планы Кронштадта и устья Невы».
Судя по показаниям штурманского эксперта капитана 2-го ранга Чистякова, во время принудительной остановки «Сторожевой» находился в 29 милях за пределами территориальных вод СССР (морская миля — 1852 м). В постановлении же о дополнении обвинения от 29 марта 1976 г. указывалось: «В 10 часов 32 минуты 9 ноября 1975 года преступные действия Саблина и его пособника Шейна силами Военно-Морского Флота СССР и экипажа “Сторожевого” были пресечены, корабль остановлен в Балтийском море в точке с координатами: широта — 57058'6", долгота — 21°02,9", в 21 миле от советской государственной границы и на расстоянии 50 миль от территориальных вод Швеции».
Изучали следователи все нюансы данного вопроса на Балтийском флоте. Вспоминает адмирал Валентин Егорович Селиванов, бывший тогда командиром 12-й дивизии надводных кораблей, в состав которой входил «Сторожевой»: «Во время расследования обстоятельств мятежа на “Сторожевом” меня особенно не дергали. Приезжал, правда, в дивизию из Москвы следователь и знакомился с автопрокладчиками. Его интересовало, может ли автопрокладчик показывать, что корабль идет в Кронштадт, тогда как на самом деле корабль идет в Швецию».
Из материалов генерал-майора юстиции Борискина: «Как всякий рвущийся к власти авантюрист, не очень-то надеющийся на поддержку внутри страны, Саблин возлагал большие надежды на заграницу. Для этого он тоже предварительно составил текст соответствующей радиограммы. Чтобы передать ее, шел даже на разглашение военной тайны. Он приказывал радистам передавать свое воззвание открытым текстом, но в этом ему отказывались повиноваться даже те матросы, которые из страха или по недомыслию поначалу поддержали его. «Передав один абзац, — показывал на суде матрос Виноградов, — я пошел к Саблину. Он приказал передать это воззвание открытым текстом. Я ему сказал, что передавать открытым текстом нельзя, так как это является грубым нарушением правил связи, об этом будет известно за рубежом, будут расшифрованы наши коды. Саблин, несмотря на такие убедительные доводы, настаивал на своем. “Передачей радиограммы “Всем, всем, всем!” я имел в виду, — объяснял он свое упорство, — что будет какая-то поддержка из-за рубежа...» Значит, все-таки думал о Швеции или, может быть, надеялся на помощь из ГДР и социалистической Польши?
Ответ на этот вопрос и так ясен.
Из рассказа главного корабельного старшины А. Миронова: «Я поднялся на ходовой мостик и увидел там старшину 2-й статьи Виктора Копылова. Он был из деревни Комары Костромской области. Мы коротко переговорили. Виктора тоже очень тревожила сложившаяся ситуация. Он был в смятении. Мы решили проверить курс. Виктор взял кальку. (На кальке обычно наложены координаты корабля.) Нами было установлено расхождение в 47 градусов от заявленного курса: Кронштадт был 79 градусов, а мы шли 240. Обман обнаружился. При этом стало ясно: корабль идёт прямым курсом в Швецию. Сбиться с курса Саблин не мог, т.к. он превосходно знал штурманское дело. Примерно через 8 часов на горизонте должны были показаться берега Швеции».
Что здесь сказать? Не то что офицеры, но даже матросы, сделав нехитрые расчеты, пришли к однозначному выводу — Саблин угоняет корабль в Швецию!
Заметим, что мичман Калиничев на допросе 29 декабря 1975 года показал: «Саблин в кают-компании сказал, что в случае отказа от удовлетворения выдвинутых нами требований мы будем обращаться за помощью к проходящим мимо судам скандинавских стран».
Слова Калиничева подтвердили еще пять человек. Когда их показания были доведены до Саблина, он начал выкручиваться: «Я говорил, что мы будем обращаться ко всем проходящим мимо судам, не уточняя, к каким именно — к нашим или скандинавским. Вместе с тем, я не исключал и обращения к судам скандинавских стран, как, впрочем, и к судам любой другой страны».
Саблин явно выкручивается, но не слишком убедительно. Фактически он все же признает упоминание в своей речи о запланированных им встречах в море с судами скандинавских стран.
Итак, как бы то ни было, но речь о Скандинавии в речи Саблина во время беседы, по показаниям участников, все же шла. Пока, правда, в виде лишь упоминания скандинавских судов, но от встречи со скандинавскими судами в международных водах до встречи с ними же в территориальных водах скандинавских государств дистанция меньше чем один шаг. А потому перед нами еще одно косвенное доказательство того, что в планах Саблина Швеция и другие скандинавские государства все же присутствовали.
Из показаний мичмана Калиничева от 29 декабря 1975 года: «В своей речи Саблин говорил, что хочет выдвинуть требование довести до сведения советских людей за рубежом о выступлении “Сторожевого”, своих требований и причинах, побудивших его к захвату корабля».
Саблин эту фразу фактически признает, хотя, как всегда, старается вывернуться: «Я намерен был обратиться именно к советскому народу, но конечно понимал, что работая на средних волнах, я тем самым информировал о выступлении “Сторожевого” и другие страны. Кстати, в радиограмме “Всем! Всем! Всем!” я обращаюсь не только к советскому народу, но и к народам других стран. К тому же я планировал направить с помощью проходящих мимо судов письмо в ООН с просьбой о защите от репрессий родственников членов экипажа корабля».
