— Нет.
Она замерла, так и не спустившись с дивана.
— Просто нога затекла. Так бывает по утрам. Особенно если всю ночь не шевелиться. Все нормально.
— Я только помогу тебе встать.
— Я же сказал — нет! — Его голос звучал достаточно раздраженно, чтобы Рита не решилась ослушаться.
Он поморщился, садясь, а затем дотянулся до лежащей неподалеку трости и медленно поднялся на ноги. Так ни разу и не взглянув на нее, он поковылял в ванную, хлопнув дверью, на взгляд Риты, несколько сильнее, чем было необходимо.
Она еще несколько секунд молча смотрела в ту сторону, а потом потянулась к сумке, чтобы вытащить из нее мобильный телефон. Она могла сколько угодно обижаться на бабушку, однако заставлять ее волноваться не следовало. В тех редких случаях, когда Рита не ночевала дома, она всегда сообщала, где находится. Вчера был первый раз, когда она этого не сделала, и теперь чувствовала угрызения совести.
Бабушка ответила быстро, словно ждала ее звонка. Впрочем, наверняка так и было.
— Я хотела сказать, что у меня все хорошо, — без предисловий заявила Рита. — Чтобы ты не волновалась.
— Где ты?
Бабушкин голос звучал несколько взволнованно, однако громко и отчетливо, из чего Рита сделала вывод, что она не рыдала всю ночь, капая себе в стаканчик валерьянку и запивая ею таблетки от давления. Это немного успокоило совесть.
— У Марка, — честно ответила она.
— Рита, не говори ему ничего.
— Почему?
Вера Никифоровна на секунду замялась, словно подбирала слова, но затем, так и не придумав, как смягчить формулировку, сказала прямо:
— У него серьезная травма, мешающая ему жить. Ты уверена, что, узнав о твоем даре, он не захочет им воспользоваться?
Рита уже открыла рот, чтобы заявить, что она уверена в обратном, но так ничего и не сказала. Они ведь уже ночевали вместе раньше. После двух дней, проведенных на ногах, и ночного забега на кладбище. И тогда он вполне себе бодро встал утром. Он спал на даче на неудобном диване и нормально ходил после этого, насколько речь могла идти о нормальности в его случае. И затем, когда они с Лерой приехали к нему домой. Он проспал почти двое суток, тоже едва ли сильно шевелясь, но встал сам. А сегодня вдруг так затекла нога, что он упал. Не было ли это способом вызвать ее жалость? Заставить ее саму предложить воспользоваться даром?
Она тут же разозлилась на себя и на бабушку за эти нелепые подозрения. Наверняка глупые и беспочвенные. Разочаровываться в еще одном небезразличном ей человеке было слишком тяжело.
— Он так не сделает.
— Рита…
— Как ты себя чувствуешь? — перебила она. — Все хорошо?
— Конечно.
— Тогда я приеду позже. Не волнуйся.
Не дав бабушке ответить, она выключила телефон.
***
Марк ненавидел чувствовать себя беспомощным. Он часто пользовался своей инвалидностью, если ему это было выгодно в том или ином случае, но на самом деле зависеть от других не любил больше всего на свете. Поэтому первые месяцы в больнице стали для него настоящим адом. Если бы он мог добраться до окна, наверное, выпрыгнул бы. К счастью, когда он наконец смог до него дойти, прыгать уже не было нужды. Да и этаж, к его разочарованию, оказался всего лишь третьим. Так скорее можно было заново переломать себе с трудом срастающиеся кости, нежели убиться насмерть.
Не в этом ли крылась причина того, что он работал как проклятый, только бы научиться заново ходить вопреки всем прогнозам врачей? И почти перестал заниматься ногой после того, как смог посещать туалет и душ самостоятельно.
Его всю жизнь бесили те, кто пренебрегал элементарными правилами безопасности, а затем плакал от последствий. Не то чтобы он всегда поступал правильно, но, как минимум, не обвинял мироздание, когда получал по заслугам. Даже в пять лет, вообразив себя Бэтменом и прыгнув с крыши гаража, не проронил ни слезинки, сломав руку. Он понимал, что сам виноват и теперь отвечает за свои поступки. В той аварии и ее последствиях не было его вины. Она была в том, что за восемь лет после нее он так и не избавился от трости.
Узнав о целительских способностях Риты, он не мог не думать об этом. За неделю в больнице он не раз и не два мысленно строил разговор с ней, чтобы убедить попробовать развить этот дар. В том числе и с корыстной целью. Это выглядело так соблазнительно: вылечить ногу, не прилагая усилий. Однако теперь он запретил себе даже думать об этом. Рита не виновата в том, что он бездарно потратил восемь лет. Ну ладно, шесть. Первые два года он ногой как раз активно занимался. Она не обязана платить за это своим здоровьем. Марк хотел бы пообещать себе возобновить лечение и тренировки, но понимал, что не стоит хвататься за все сразу, иначе желание снова сдаться и стать куском говна только усилится. Хватит пока и живописи.
В принятом решении снова была виновата Белль. Восемь лет назад, бросив его, она забрала с собой и желание заниматься искусством дальше. Теперь же, отказав ему в праве хотя бы попробовать стать отцом своему сыну, она его вернула. Нет, Марк вовсе не собирался ничего говорить Алексу. Никогда в жизни тот ни о чем не узнает, по крайней мере, от него. Но желание доказать хотя бы самому себе, что она не права, что он мог бы дать повод своему ребенку гордиться им, было почти физически осязаемым. Оказывается, она — как, наверное, и его родители, и брат — уже поставили крест на нем. Марк собирался показать им, насколько они не правы. Если в ад действительно распределяют по смертным грехам, то тщеславие уже обеспечило ему там тепленькое местечко. Он всегда был падок на восхищение, но в последние годы им восхищалась только Лера. И он думал, что ему этого хватает.
Вспомнив о Лере, Марк мгновенно нахмурился, выключил воду и вышел из душа, не обращая внимания на лужицы воды, растекающиеся под его ногами. Ее поведение давно казалось ему странным, но все не находилось времени поговорить с ней. Он не хотел заводить этот разговор в больнице, поскольку она в любой момент могла уйти, сославшись на то, что больше не может удерживать видение. На обратной дороге рядом с ними все время находилась Ксения. Он собирался расспросить ее сегодня, но Белль спутала ему все карты.
Присутствие в его квартире Риты странным образом не казалось ему лишним, ломающим планы. Она вдруг так плавно вписалась и в это утро, и в его жизнь, словно имела на это все права. Еще неделю назад он думал, что ее влюбленность его раздражает, но теперь что-то изменилось. Нет, не за ночь. В сексе с влюбленной в него девушкой не было ничего необычного, он прекрасно знал, что рано или поздно она сломается. Что-то изменилось вчера вечером, когда она согласилась остаться с ним, несмотря на все те слова и поступки, которые он позволял себе в ее адрес за эти полтора месяца знакомства.
За то время, что он был в душе, Рита успела пожарить яичницу. По крайней мере, так ему показалось, когда он вышел и замер от удивления на пороге.
