— Один вопрос, — не удержался Марк, когда они уже уходили. — Почему вы отдали Леру в интернат?
Анастасия отвернулась от него и долго смотрела в окно, прежде чем ответить.
— Мы думали, так будет лучше, — наконец едва слышно сказала она. — Первое время мы навещали ее, но каждый раз после наших визитов ей становилось хуже. Она плакала, устраивала истерики, а от этого ее мысли становились только страшнее. Врач посоветовал нам какое-то время не приходить.
— И вы перестали приходить вообще?
— У нее были улучшения! Если бы вы не подстроили ее смерть, рано или поздно она бы поправилась.
Марк скривился. Невежество — вот самый страшный из грехов.
— У нее не было улучшений. Знаете почему? Потому что она никогда не была больна. С ее даром вполне можно жить. Просто вам так было проще. Вы не видели ее, не знали, что с ней, и придумали себе, что без вас ей будет лучше. Но правда в том, что это вам без нее было лучше.
Анастасия сжала кулаки, но от своей позиции не отступила.
— Мы не знали, как с ней справиться. Да, нам было страшно. Это нормальная реакция нормальных людей. Но мы ее не бросали. Мы всегда интересовались ее состоянием, платили за клинику, сначала за детскую, потом за взрослую, хотя это были слишком большие деньги даже для нас. Мы давали ей все, что могли.
— Вы не давали ей самого главного: вашей любви, — презрительно бросил Марк. — Это единственное, что ей было нужно. Вовсе не дорогая клиника. Всем было бы лучше, если бы она знала, что вы ее не бросали.
— Мы поступили так, как посчитали нужным, — отрезала Анастасия. — И не вам нас судить.
— Теперь пожинайте.
— Вы даже не сказали нам, что она жива! Мы думали, она погибла.
— Держу пари, не сильно расстроились.
— Не смейте так говорить! — задохнулась от возмущения Анастасия. На какое-то мгновение Марку даже показалось, что он сейчас снова получит по лицу.
— Я говорю так, как считаю нужным, — передразнил он. — И не вам меня судить.
Она ничего не ответила. Лишь когда они с Ритой уже вышли из квартиры и спустились на один лестничный пролет, позвала его:
— Марк!
Он остановился, но не обернулся.
— Скажите Лере, что мы не держим на нее зла. Она может прийти, если захочет. Мы не станем заявлять в полицию. Она… всегда будет нашей дочерью.
Марк еще несколько мгновений молча стоял на лестнице, а затем, так ничего и не сказав, медленно пошел вниз. Можно подумать, теперь все это имело какое-то значение.
Следователю о том, что произошло в доме Меркуловых, они не сказали ни слова. Хватит с него и убийства Ксении.
— Вы знаете, зачем Валерия могла убить Ксению Федорову? — поинтересовался следователь, снова что-то быстро помечая в блокноте.
— Ей были нужны кое-какие документы из сейфа, а Ксения их не отдавала, — честно ответил Марк.
— Какие документы?
— Адрес ее родителей.
— Откуда он был у Федоровой?
— Она была лечащим врачом Леры.
— Лечащим врачом? А как же колдунья? — следователь оторвался от блокнота, посмотрел на Марка и скептически приподнял бровь.
— Колдуньей она стала год назад, до этого была врачом.
— От чего лечили Валерию?
Марк усмехнулся.
— Мне не сообщали ее официальный диагноз, поскольку я был таким же пациентом, как и Лера.
— А от чего лечили вас?
— От шизофрении.
Брови следователя взлетели вверх, спрятавшись под челкой. Марк снова не сдержал усмешки. Бедняга, он явно не ожидал такой подставы в субботний день. Следователь даже вопросительно посмотрел на Риту, словно ожидая подтверждения или опровержения его слов, но та промолчала. Она вообще почти все время сидела молча, прячась в его объятиях, и отвечала на вопросы только тогда, когда их задавали конкретно ей. Марк не знал, подействовало ли так на нее все происходящее или же она еще не до конца отошла от использования своего дара. Он крепче прижимал ее к себе, иногда тихо обещая, что, как только их отпустят, он сразу же отвезет ее домой. Рита не уточняла, куда именно «домой», но он знал, что это будет его квартира. Он отправил бы ее на такси еще до приезда полиции и не впутывал во все это, но она уже успела оставить свои отпечатки на дверце сейфа. Что-то протирать и тем самым вызывать лишние подозрения у полиции он не хотел, поэтому она была вынуждена сидеть вместе с ними на кухне квартиры в Апраксином переулке и изредка отвечать на вопросы. Из гостиной слышались голоса полицейских и криминалистов, но тело Ксении уже унесли.
— То есть речь идет о каком-то психическом заболевании? — уточнил следователь.
Марк кивнул.
— Зачем ей был нужен адрес родителей?
— Не знаю. Возможно, хотела посмотреть им в глаза и спросить, почему они отдали ее в интернат в возрасте трех лет.
— Они отдали ее в интернат?
— Да. Посчитали ее психически больной.
— А вы считаете, что это не так?
Марк равнодушно пожал плечами, предоставляя ему самому решать, что он считает.
— Может быть, она хотела отомстить им? — предположил следователь.
Марк снова промолчал.
— Мне нужен адрес ее родителей. Возможно, им угрожает опасность.
— Я звонил им. С ними все в порядке. Они предупреждены и будут осторожны.
— И тем не менее.
Марк понимал, что адрес следователю нужен для того, чтобы задержать убийцу, если вдруг Лера туда все же придет. Однако отвечать ему не пришлось. В этот момент на кухню вошел один из оперативников и протянул следователю какие-то бумаги. Марк со своего места не видел, что это, но они походили на документы. Наверное, там был и адрес Меркуловых. Следователь внимательно прочел их, а затем снова посмотрел на Марка.
— Как, вы говорите, полное имя Валерии?
— Меркулова Валерия Павловна, — сказал он, уже догадываясь, какие именно документы принес полицейский.
— Вот ее свидетельство о смерти, — следователь помахал в воздухе бумагой. — Как вы это объясните?
— Это всего лишь свидетельство о смерти. Оно не имеет к настоящей смерти никакого отношения.
— То есть вы хотите сказать, что кто-то обеспечил ей фиктивную смерть? Зачем?
— Иначе она была обречена всю жизнь провести в психушке.
— Так может, для этого были все основания? Ее родители не зря отдали ее туда?
Марк снова равнодушно пожал плечами, в очередной раз предлагая следователю самому ответить на этот вопрос.
— Кто помогал Валерии сбежать из клиники? — задал тот следующий вопрос, правильно поняв, что ответа он не дождется. — Вы?
