Марк приподнял его, убеждаясь, что конверт, завернутый в несколько слоев клеенки, чтобы не промок в случае дождя, все еще лежал там. В этом конверте находилась приличная сумма денег, которой могло хватить на первое время, а также телефон человека, который когда-то уже делал Лере новые документы, и мог сделать их снова. Ради этого телефона пришлось нарушить данное себе обещание никогда не пробовать связаться с Ксенией.
Марк не знал, откуда у него уверенность, что Лера, даже если каким-то образом окажется на озере, заглянет под камень. Скорее, это была огромная надежда, которую он хотел принимать за уверенность. Каждый раз, приезжая сюда, он заглядывал под камень, надеясь не увидеть там конверта, но каждый раз он оказывался там.
Рита, конечно, ничего об этом не знала.
Эпилог
Год спустя
Рита не могла сказать, что не любила официальные мероприятия. Она вполне спокойно относилась к вечерним платьям и туфлям на шпильках, могла сделать симпатичную прическу и макияж, но только при одном условии: если она не будет находиться в центре внимания.
Художественная выставка, на ее взгляд, официальное мероприятие напоминала мало, хотя закуски и даже шампанское среди посетителей разносили, а большинство приглашенных гостей пришли если не в вечерних платьях и смокингах, то и далеко не в будничной одежде. Ей тоже пришлось нарядиться в нежно-зеленое узкое платье чуть выше колена и надеть знаменитые бабушкины сережки с изумрудами. Марк почему-то настаивал именно на них. Конечно, обычные посетители подобным не заморачивались, щеголяли в джинсах и футболках, поскольку среди них было очень много просто проходивших мимо туристов. Выставка, организованная практически в центре города в разгар лета, привлекала много внимания. Однако она не была обычным посетителем, поэтому старалась соответствовать.
Выставку организовали для двух художников: Марка Гронского и Виталия Степанова, худощавого молодого человека невероятно высокого роста и потому немного сутулого, словно он всеми силами стремился не выделяться из толпы. Сначала Марк собирался организовывать все сам, но очень быстро выяснилось, что организатор из него весьма посредственный, если не сказать хуже. Тогда-то в процесс включилась какая-то знакомая его матери, сделавшая все быстро и на самом высоком уровне: и помещение нашла, и рекламу организовала. Да и сама выставка проходила под полным ее руководством. Поскольку Марк, даже при его внезапно проснувшейся работоспособности, не мог за год написать достаточное количество картин, а ждать с выставкой не желал, она решила объединить его творчество с еще одним художником, пишущим в схожем с ним жанре.
Выставка пафосно называлась «Возвращение к жизни». Особое внимание уделялось аварии Марка девять лет назад, последовавшему за ней перерыву в искусстве и его возвращению к живописи после этого. Рите это не слишком-то нравилось, она не любила выставлять напоказ личные трагедии и акцентировать на них внимание, но Марка, казалось, ничуть не смущало. Впрочем, она всегда знала, что он не против подобных ходов, если они сулят выгоду. Если бы название появилось не месяц назад, а гораздо раньше, Рита уже предполагала бы, что Марк именно поэтому так и не соизволил за год заняться лечением своей ноги. Трость в его руках привлекала внимание, напоминая о произошедшей трагедии. Рита давно могла бы избавить его от нее, но он наотрез отказывался, говоря, что однажды сам с этим справится. Наверное, один из таких отказов помог ей наконец решить, что делать со своим даром. Она не стала бросаться в крайности, как отец и бабушка, и помогать всем или никому. На работе им не пользовалась, решив, что должна стать хорошим врачом без него, иначе зачем столько училась? Это было вызовом самой себе, и она приняла его, как это делал Марк. Но точно знала, что если помощь понадобится кому-то из близких, она не удержится.
От чего такого возвращался к жизни Виталий, Рита не могла даже предположить. Внешне он казался абсолютно здоровым, и ничего трагичного в его биографии не было, но он играл на этой выставке вторую скрипку.
Больше всего ее удивляло участие матери Марка. Когда речь только зашла о выставке около полугода назад, его родители, как в прошлый, по его словам, раз, не проявили особого интереса. В какой-то момент Рите даже захотелось поговорить с ними об этом. Без Марка, конечно. Объяснить, как для него важно их присутствие, их одобрение. Но она сдержала себя. Не потому что стеснялась. Просто ей показалось, что это будет унижением в первую очередь для самого Марка. По крайней мере, она не сомневалась, что он воспримет это именно так, если узнает. Однако что-то неуловимо изменилось за последнее время в их отношении и к нему самому, и к его творчеству. Словно они наконец-то приняли его таким, какой он есть. Или же отсутствие старшего сына, который всегда был их гордостью, заставило их обратить внимание и на младшего. Сегодня на выставку они пришли полным составом.
Самой Рите уделяли гораздо больше внимания, чем она хотела. Марк повсюду таскал ее за собой, а журналисты уже окрестили ее «музой Марка Гронского». Ей, как и самому Марку, не нравилось это звание. Было в нем что-то временное, ветренное, словно в любой момент она могла исчезнуть из его жизни. Ей же хотелось постоянства, и у нее были на то причины. Марк пока ничего не знал, она не хотела отвлекать его от выставки. В любом случае, что бы она ни думала о происходящем, это был не ее триумф. Главное, что это нравилось Марку. И она была искренне за него счастлива.
Среди приглашенных гостей была, конечно, и ее бабуля. Она щеголяла в элегантном бледно-розовом платье и такого же цвета шляпке с вуалью. Возле нее Рита заметила несколько человек в простой одежде с фотоаппаратами. Судя по тому, что бабуля что-то увлеченно рассказывала им на немецком, это были немецкие туристы.
— Кажется, Вера Никифоровна сделает мне лучшую рекламу среди иностранных туристов, — услышала она рядом с собой тихий голос Марка. — Держу пари, эти тоже позарятся на «Исчезающих в темноте».
Рита улыбнулась, поворачиваясь к нему. Картина, которую Марк писал несколько месяцев на закате на лесном озере, пользовалась наибольшим успехом. И — вот ведь незадача для всех покупателей — ее одну Марк не желал продавать. Она действительно вышла удивительной: яркие краски заходящего солнца постепенно растворялись в надвигающейся темноте, заставляя рассматривать каждый штрих, каждое движение кисти. Оранжево-красная дорожка на воде контрастировала с темными деревьями, словно демонстрируя две стороны погружающегося в мрачный сон озера. Марк не успел закончить картину осенью, пока не наступили холода, и продолжил весной и летом, завершив буквально за неделю до выставки.
— Мы можем попросить бабулю рекламировать что-нибудь другое, — предложила Рита. — Уверена, у нее получится.
— О, я в этом не сомневаюсь. Держи, — он протянул ей бокал с шампанским, выглядя по-настоящему счастливым. — Как думаешь, мне уже пора предлагать ей процент с продаж?
Рита не успела ответить, поскольку к ним подошла девица в рваных джинсах и с большим фотоаппаратом. Она явно была журналисткой, но могло показаться, что выставку она перепутала и ожидала увидеть что-то из того, что называется современным искусством. Классические пейзажи ее не привлекали, а потому она искала какой-то более интересный повод для статьи.
