Засаду мы сняли аккурат тридцать первого декабря восемьдесят третьего. Она оказалась в итоге бесполезной. Преступники в эту ловушку не попались. Преступницу, Наталью Рыжову, и ее подельника, Кирилла Воробьева, объявили во всесоюзный розыск.
А сразу после того, как наступил новый, тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год, и мы второго января вышли на работу, появились кое-какие приятные вести по данному делу.
Наши соседи с Лубянки взяли двоих граждан при попытке перехода государственной границы. Одним из них оказался некий ленинградец, в прошлом старлей, проходивший службу в погранвойсках КГБ СССР в Выборгском районе и уволенный по состоянию здоровья. Служил он на заставе, на границе с Финляндией, а после увольнения занялся, по агентурным данным, преступным промыслом: помогал за огромную мзду в инвалюте всяким диссидентам и глухим отказникам нелегально пересекать границу и уйти на Запад.
Его взяли с поличным.
Его клиентом оказался не кто иной, как мой подозреваемый Кирилл Воробьев. При нем была крупная сумма американских долларов, а также несколько дорогих драгоценностей, похищенных из квартир Степанцовой и Солнцева.
В итоге мне пришлось передать в комитет свое дело по разбою в Люберцах и поджогу в Травяном. (Дела по огнестрельному ранению директора универмага, похищению ребенка и тяжким телесным повреждениям майора Верного так и не были возбуждены.)
Кирилл Воробьев, говорят, во время процесса искренне раскаялся и охотно давал признательные показания, изобличавшие не только его самого, но и подельницу. Однако он сам не знал (и подозревать его во вранье не было причин), куда она подевалась. Девушка по-прежнему числилась во всесоюзном розыске, и ее местонахождение оставалось неизвестным.
В конце концов ее осудили заочно, а на скамье подсудимых сидели только Воробьев и бывший пограничник. Процесс был закрытым. Пограничник получил пятнадцать лет лишения свободы, Воробьев – двенадцать, а девушка – восемь.
Однако, насколько я знаю, Рыжову так до сих пор и не нашли, и как сложилась ее дальнейшая судьба, мне неведомо.
А жаль! Я бы с удовольствием встретился с ней. Она ведь не просто, как свидетельствует ее дело, была умницей, но еще, если судить хотя бы по одной-единственной ее фотографии, черно-белой, три на четыре, в личном деле (которую я взял в отделе кадров в универмаге «Столица»), настоящей красавицей. И теперь, когда давным-давно истек срок давности ее противоправных деяний, я иногда думаю, что был бы не против посидеть с ней тет-а-тет, почаевничать и вспомнить минувшие дни, когда мы волею судьбы оказались по разные стороны баррикад. Оказались противниками, соперниками…
А ведь она – чего уж там греха таить! – вышла из того давнего противоборства победительницей.
Наши дни
Иван Гурьев, беллетрист
Я не дождался вежливых девяти утра, чтобы позвонить Сашеньке.
– Что случилось, Иван? – спросила она мягким влажным голосом – спросонья.
– Разбудил?
– Да. Сегодня воскресенье, если ты не заметил. Отоспаться хотела.
– Прости-прости-прости. Мне срочно нужен телефон Аристова. И адрес.
– Аристов? А кто это?
– Автор мемуаров. Ты мне их давала читать, на рецензию.
– А что случилось?
– Неважно. Давай побыстрее, ладно?
– Ну, хорошо.
Сашенька явно обиделась. Еще бы: позвонил ни свет ни заря – и ведь не ради того, чтобы позвать куда-нибудь или в чем-нибудь объясниться, а вот приспичило узнать телефон какого-то графомана – я ему прислуга, что ли, чтоб со мной так бесцеремонно обходиться?
Однако телефон бывшего майора нашла. Отыскала даже адрес. Спросила:
– Может быть, все-таки расскажешь, отчего такая спешка?
– В другой раз.
– Ну ладно, – сухо ответствовала Сашенька. – У тебя все?
Не было ни желания, ни сил каяться перед ней и извиняться, я только буркнул:
– Пока да.
Судя по первым цифрам телефона, проживал Аристов все в том же Конькове, что и двадцать шесть лет назад.
И если тогда он был майором, значит, годков ему в ту пору было около тридцати пяти. Стало быть, нынче – около шестидесяти. Крепкий еще возраст. И раз мемуары написал, следственно, и поговорить со мной сможет. Я только молился, чтобы сейчас, июльским утром, Аристов не пребывал где-нибудь на даче – на своих облагороженных шести сотках, пожалованных ему государством за верную борьбу с преступностью.
Но у Павла Савельича дачи, слава богу, не было – а может, его привела в столицу пенсионная или больничная надобность. Или помыться бывший майор приехал.
Он ответил сразу, со второго гудка.
– Павел Савельич?
– Это я.
Я представился:
– Автор детективов Иван Гурьев.
– Иван Гурьев? Вы? Что привело вас ко мне?
В голосе Аристова звучали недоумение, робкая радость и надежда. Поразительно, как одинаковы люди! И насколько они не меняются с возрастом! Я точно так же чувствовал себя в свои двадцать, когда мне домой позвонил редактор журнала «Гаудеамус» и равнодушным голосом сообщил, что они собираются напечатать мой рассказик «Враль»…
И в шестьдесят (или сколько там лет моему контрагенту?) тоже чего-то ждешь. И на что-то надеешься – в том числе на грядущую славу.
Придется мне, во имя собственных интересов, подо-греть надежды Павла Савельича. Кто знает, может, издательство и соберется печатать его мемуары. Но сначала надо задать ему главный вопрос:
– Ваши воспоминания и впрямь написаны на основе реальных событий?
– Конечно. Выдумывать я, в отличие от вас, не умею. А что вы хотели? – задал вполне естественный вопрос бывший майор.
И я сказал ему правду: что прочел его мемуары, и они мне в общем понравились.
– Я, конечно, не могу самолично решать, главное слово остается за издательством, но я бы порекомендовал их к опубликованию – правда, по размеру они невелики, и надо с ними что-то делать: то ли вы увеличите объем, то ли напишете про другое дело?..
А далее я наплел Аристову, что хочу повстречаться с ним, причем прямо сейчас – надо поговорить о возможных перспективах и о том, как ему усовершенствовать свой труд.
Когда мы условились, я понял, что уже одет и в нетерпении, словно боевой конь, приплясываю в ожидании момента, когда смогу сесть в машину и свалить с гостеприимной дачи издателя.
Моего хозяина Андрея в пределах видимости не оказалось. Прислуга сказала, что он еще в шесть утра уехал на озеро. Мне порой кажется, что время для моего издателя идет совсем иным образом, чем для прочих, обычных людей – включая меня. Ежедневно, и в выходные, пробуждаться в половине пятого утра – многие не пошли бы на такой подвиг даже ради миллионов долларов. А за день Андрей успевает произвести столько дел, движений, звонков, что иным представителям человеческого рода с лихвой хватит на месяц. Кто еще, кроме него, следующим утром после собственного дня рождения, вместо того чтобы расслабленно похмеляться, уйдет с рассветом на сёрфе?
