Я бросилась звонить Лариске. Ни один ее номер, разумеется, не отвечал.
Я так до сих пор и не знаю, что там с ней и ее мужиком случилось. Надеюсь, спрятались они хорошо, долгов у них лично оставалось немного, и бойцы, нанятые кредиторами, их не достали.
Мне следовало разруливать самой свои проблемы…
Как раз в ту пору за мной взялся ухаживать некто Михаил Касимов. Соблазнял он богато, но нудно, и поэтому без особого для себя успеха. Корзина роз… Сережки с бриллиантами на день рождения (отосланы назад)… Билеты в Средиземноморский круиз (конечно, тоже не востребованы)… Но пару раз я ему уступила и с ним поужинала: разумеется, он приглашал только в лучшие рестораны города, с романсеро в мою честь у столика. В Мишке Касимове имелась, конечно, харизма, мощная провинциальная брутальность. Тем он, кстати, меня и пугал. При таком будешь ходить по струнке, возвращаться домой ровно в девятнадцать ноль-ноль, если вообще тебе будет позволено выходить, и не дай бог в ванной вдруг кончится шампунь или зубная паста. Я, конечно, в нашем областном бизнес-сообществе навела про Касимова справки: нет, криминала за ним не числилось, но был он весь какой-то мутный. Состояние сколотил на обналичке. Возил в девяносто втором рубли в Латвию и Грузию чуть не на военном самолете. Теперь еще взялся вдобавок за возведение особняков, и любимым методом управления прорабами, не говоря уж о простых работягах, у него были зуботычины.
А между тем я стала с бухгалтером обсчитывать свои проблемы. И выходило, что… Что ничего не выходило. Как ни крутили мы, как ни вертели, я теряла все. Весь свой бизнес, которым взялась с таким жаром единолично управлять.
И тогда я позвонила Касимову. Ситуация, похожая на историю с моим директором Николаем Егорычем, не правда ли? Ту, из-за которой вся моя жизнь пошла наперекосяк. Только тогда я сказала «нет». Но сейчас я уже была не двадцатидвухлетней бескомпромиссной девчонкой. Подумать только, без малого сороковник. Да и Касимов, надо отдать ему должное, вел себя куда тоньше, чем Солнцев. Ничего не требовал, ничем, упаси бог, не угрожал. Просто бросился, как старый друг, на помощь. А через неделю – все, видно, разузнав и обсчитав – он предложил мне на выбор: о долге я забываю, но мы с ним на паях становимся хозяевами салонов, и он в мои дела не лезет, просто купоны стрижет. Или вариант номер два: бизнес придется отдать, за исключением одного салона, самого центрового, с которого мы начинали – но я буду там единоличная хозяйка. Я взяла паузу с понтом подумать – хотя мне сразу было ясно, как поступать.
Я пригласила Михаила на свою стройку века, в коттедж у реки. Он лазил по стропилам, рассматривал полы, до дрожи напугал своими наездами моего прораба… Я объявила ему, что предпочитаю второй вариант: полная независимость в бизнесе. И только тогда он обнял меня и сказал: «В таком случае позволь мне выгнать к чертовой матери твоих строителей…»
Касимов, сволочь, и фамилию меня заставил переменить: «С какой это стати у меня жена будет с еврейской фамилией ходить?!» И свадьбу мы сыграли оглушительную, с фейерверком. И в свадебное путешествие отправились по реке на яхте – каждое утро начиналось с черной икры и шампанского…
Но только наша с ним пятилетняя жизнь оказалась непрерывными боями: от местного значения до настоящих битв при Фермопилах. Не счесть раз, когда он тыкал меня носом в мои огрехи, от недосоленных щей до неправильно нанятой горничной. Не сосчитать, сколько ночей пришлось ему проспать на диване. И сколько раз я, взбешенная, уносилась одна ночевать в свой коттедж. Сколько он, мерзавец, получил пощечин – и даже пару раз поднял на меня руку.
И когда мне вдруг позвонили и сказали… Казалось бы, человек такого темперамента и рода занятий или живет сто лет, или от рук своих друзей-бандюков за какую-нибудь погрешность погибает… Поэтому, когда мне позвонили и сказали: «Мужайтесь, Михаил утонул на рыбалке» – я первым делом истерически расхохоталась.
Похороны Касимову устроили столь же фешенебельные, как и свадьбу: отпевание в городском соборе, гроб из красного дерева, поминки в лучшем ресторане, десятки венков: «От черемушкинских», «От братвы», «От городской администрации»…
Я оплакала его, конечно. Яркий был человек. И любил меня. И я по-своему тоже его любила.
Умер он как-то по-дурацки. Вот как бывает: ты полон сил, и строишь множество планов, и в тебе клокочут страсти и самолюбие – и вдруг, бац, посреди реки переворачивается лодочка, а вода уже холодная, осенняя, и судорога, и спазм в сердце…
Я, конечно, не надеялась ни на какое наследство, но, признаться, была слегка огорчена, когда узнала, что ни счетов в банке, ни долей в фирмах Касимов мне не оставил. Только квартиру, в которой мы и без того жили, в роскошном доме с видом на реку, да моторную яхту.
Яхту я немедленно продала – чтобы продолжать оплачивать обучение Дашутки в Колумбийском университете – и осталась в общем-то при своих.
После всех перипетий с ложной фамилией оказалось, что я стала обладателем забавного бонуса: двух дней рождения. Один, ложный, официальный, я праздновала, как правило, с размахом, на широкую ногу. Однако почти за два года до него у меня был настоящий день рождения.
В это время я могла побыть наедине с собой. Время раздумий, подведения итогов. И построения планов на жизнь. И вот когда мне впервые и по-настоящему исполнилось сорок пять, я отправилась в Москву. Я не была там двадцать лет.
Именно в столице нашей Родины я особенно явственно поняла, что жизнь моя – состоялась. И ни обжалованию, ни особым переменам она не подлежит. Все изменилось с тех пор, как мы гуляли по тем улицам, в приступах романтики, с Ванечкой… Как носились по ним на «Москвиче» с Кириллом, осуществляя свои дерзкие преступления… Да! Переменилось все: от названий до городского пейзажа, от одежды прохожих до транспорта.
Я прошлась по Лесной улице, где мы с ужасом ждали в съемной квартире моего недруга майора Эдика Верного: и дом тот сохранился, и парикмахерская, куда мы звонили ему, – однако она была переделана в модный салон… А на пустыре, где разворачивались трамваи, возвышался модерновый отель, на месте пивной, мимо которой мы бежали с дочкой майора после звонка отцу, поднялся бизнес-центр с кучей кафешек. Я почти не узнавала окрестностей.
Я нашла девчонку, с которой работала в «Столице». Та рассказала мне о том, как несладко сложилась судьба нашего директора Солнцева. Выходило, что мои тетрадки, оставленные на столе в комнате на Герцена, обломали-таки ему судьбу. Что ж, поделом подлецу!
Та же подружка поведала мне и о трагическом конце завсекцией Порядиной.
Она не знала, конечно, что сталось с майором ОБХСС Верным, но дала мне наводку на Ритку Степанцову.
Та торговала на выхинском рынке. Я приехала посмотреть на нее. Она продавала замороженное мясо и куриные окорочка. Я украдкой следила за ней издалека. Куда-то испарились Риткины обаяние, сексуальность, шарм. Я увидела толстую тетку с испитым лицом, с неухоженными красными руками, торчащими грязными волосами. Она была всего на пару лет старше меня, а казалось – на все пятнадцать…
