Мне показалось, что мое предложение понравилось Киету. Он был выходцем с юга, но другие, более высокопоставленные лидеры хотели, чтобы развитие экономики шло равномерно – как на юге, так и на севере страны. Невысказанными оставались опасения по поводу того, что эмигранты принесли бы с собой подрывные идеи, а также могли бы оказаться связанными с иностранными спецслужбами, например с ЦРУ. После десятилетий партизанской войны они подозревали каждого.
Киет прилетел в Хошимин из Ханоя для заключительной встречи со мной. Он попросил меня приезжать ежегодно, сказав, что я оказался настоящим другом, ибо давал искренние и честные советы, как ни больно было подчас их выслушивать. Я пообещал приехать через два года. В течение этого периода я пообещал прислать команду специалистов для изучения недостатков развития их инфраструктуры и подготовки рекомендаций по подготовке морских портов, аэропорта, дорог, мостов, средств связи и электростанций.
Наши сотрудники считали, что вьетнамцы хотели наладить контакты со мной, чтобы развивать более близкие отношения со странами АСЕАН и чувствовать себя в большей безопасности по отношению к Китаю. Сингапур был самым ярым оппонентом Вьетнама, так что если бы ему удалось нормализовать отношения с нами, то зарубежные инвесторы относились бы к стране с большим доверием. Мы решили оставить прошлое позади и помочь им приспособиться к рыночной экономике и стать более подходящими партнерами для стран АСЕАН.
В Ханое я попросил о встрече с Фам Ван Донгом. Хотя он уже ушел в отставку, мы встретились с ним в правительственном здании – каменном особняке постройки 1920-х годов, который когда-то был резиденцией французских губернаторов. Он встретил меня у дверей на самом верхнем пролете лестницы. Он был очень слаб, стоять прямо ему давалось с большим трудом, а к креслу, стоявшему поодаль, он подошел неуверенной походкой. Кондиционеры были выключены, так как он не переносил холода. Фам Ван Донг был очень дряхлым, но говорил твердо и с глубоким убеждением. Он напомнил о нашей встрече в Сингапуре и сказал, что прошлое осталось позади, Вьетнам открывал новую страницу в своей истории. Он поблагодарил меня за дружеское отношение и согласие приехать, чтобы помочь Вьетнаму. В его голосе звучали горе и ожесточенность. Я вспомнил того высокомерного и надменного лидера, который приезжал в Сингапур в 1978 году. Видя, каким твердым он оставался, потерпев поражение, я почувствовал благодарность Дэн Сяопину, который наказал вьетнамцев
[47]. В качестве победоносных «пруссаков Юго-Восточной Азии» вьетнамцы были бы просто невыносимы.
Вьетнамские лидеры впечатляли. Киет был мягким на вид, но его внешность была обманчива, ибо в прошлом он был бойцом коммунистического подполья. Они были серьезными противниками, решительными и сильными духом. В своей докладной записке правительству я описал то ужасное состояние, в котором находился Вьетнам, несмотря на то что прошло уже шесть лет после того, как они открыли экономику страны. В 1975 году город Хошимин мог поспорить с Бангкоком, теперь же (в 1992-м) он отставал более чем на 20 лет. Я чувствовал, что народ утратил веру в своих лидеров, а лидеры утратили веру в свою систему. Тем не менее они были энергичными и образованными людьми, конфуцианцами до мозга костей. Я верил, что за 20–30 лет они поправят дела. Каждая встреча начиналась и заканчивалась точно в назначенное время – вьетнамские лидеры были серьезными людьми.
И Киет, и бывший генеральный секретарь Коммунистической партии Вьетнама Нгуен Ван Линь, которого я встретил в Хошимине, независимо друг от друга сказали мне, что им следовало переобучить свои кадры для работы в условиях рыночной экономики и освободиться от неверных марксистских идей. Один иностранный банкир в Хошимине сказал мне, что из-за серьезной «утечки умов» они испытывали недостаток подготовленных, обученных людей. Они рассматривали всех иностранцев как потенциальных врагов, о чьей деятельности вьетнамские служащие должны были доносить. Он верил, что вьетнамцы готовились к следующей войне.
Их подходы во многом все еще оставались коммунистическими. Например, после дискуссии, состоявшейся в первый день утром и после обеда, Киет вел себя уклончиво. Сразу после этих двух встреч меня отвезли на встречу с генеральным секретарем Коммунистической партии Вьетнама До Мыой. В течение двадцати минут, с тех пор как я расстался с премьер-министром, его проинформировали о содержании наших дискуссий. Видимо, после моей с До Мыой встречи Киет получил знак одобрения, ибо в тот же вечер в речи за ужином он упомянул о сделанном мною предложении, от ответа на которое он ранее уклонялся. Оно состояло в том, что Вьетнаму не следовало иметь слишком много международных аэропортов и морских портов, но необходимо было сконцентрироваться на строительстве одного большого международного аэропорта и большого международного морского порта, которые могли бы войти в мировую сеть.
Мы обсудили проблему убыточных государственных предприятий. Они хотели приватизировать их или продать рабочим и другим лицам. Я объяснил, что такой метод приватизации не дал бы им того, в чем они нуждались больше всего, – эффективного управления. Сингапур владел всеми акциями Singapore Airlines, но она являлась эффективной и прибыльной компанией, потому что ей приходилось конкурировать с международными авиакомпаниями. Мы не субсидировали компанию – если бы она не являлась прибыльной, нам пришлось бы ее закрыть. Я порекомендовал им, чтобы они приватизировали свои государственные предприятия путем привлечения иностранных компаний, чтобы заполучить знания в области управления и иностранный капитал для внедрения новых технологий. Изменения в системе управления были жизненно необходимы, вьетнамцы должны были работать рука об руку с иностранцами, чтобы учиться в процессе работы. Приватизация предприятий внутри страны, путем продажи их акций собственным гражданам, этого не дала бы.
Мы направили команду специалистов, подготовившую отчет о развитии инфраструктуры, который был принят правительством Вьетнама. Мы создали Фонд помощи Индокитаю в размере 10 миллионов долларов для технической подготовки их должностных лиц.
До Мыой посетил Сингапур в октябре 1993 года. Он был поражен высоким качеством зданий и инфраструктуры. Когда он посетил универмаг НКПС «Фэйрпрайс», то был впечатлен, как и премьер-министр СССР Николай Рыжков в 1990 году, разнообразием и изобилием потребительских товаров, доступных нашим рабочим. Когда месяц спустя я нанес ответный визит, то узнал от вьетнамских официальных лиц, что их ведомствам были даны указания учиться у Сингапура и везде, где только было возможно, отдавать предпочтение проектам, предложенным сингапурскими инвесторами. Тем не менее, несмотря на то что было подписано немало соглашений, наши инвесторы вскоре убедились в том, что они не выполняются. Нижестоящие официальные лица использовали эти соглашения для того, чтобы заполучить еще лучшие предложения от других бизнесменов.
До Мыой был самым влиятельным человеком во Вьетнаме. Крепкого сложения, с большим лицом, широким носом, темной кожей и прямыми волосами, зачесанными на пробор, он выглядел опрятно и аккуратно. В отличие от Киета, который носил пиджачные пары, он носил вьетнамскую версию костюма в стиле Мао. Он не был столь реформистски настроен, как Киет, но не был и столь консервативен, как президент генерал Ле Дук Ан. До Мыой был арбитром, человеком, поддерживавшим равновесие между двумя крыльями партии.
