Сианук был необыкновенным человеком – исключительно образованным, жизнерадостным и полным энергии. Он обладал манерами образованного французского джентльмена, со всеми сопутствующими жестами и манерами, и говорил по-английски с французским акцентом. Он был среднего роста, несколько полным, у него было широкое лицо с ноздрями, напоминавшими каменные изваяния в храмах вокруг Ангкор Вата. Он был прекрасным, гостеприимным хозяином, который превращал каждый визит в запоминавшееся и приятное событие. На банкетах, которые он устраивал, подавались прекрасные блюда французской кухни, а сервировка стола и лучшие французские вина были под стать им. Я вспоминаю о своей поездке в его дворец в столице провинции Баттамбанг. Когда мы подъехали к высокому крыльцу, типичному для французских шато, невысокие охранники-камбоджийцы, которых черные, сверкавшие высокие наполеоновские ботфорты и шлемы делали похожими на карликов, отсалютовали нам сверкающими мечами. В роскошно обставленной гостиной и банкетном зале работал кондиционер, играли европейский и камбоджийский оркестры, присутствовали зарубежные дипломаты. Это был поистине королевский прием.
Принц отличался переменчивостью нрава и чрезмерной чувствительностью к критике. Он отвечал на каждую статью в прессе, в которой содержались любые критические замечания в его адрес. Политика для него сводилась к прессе и общественному мнению. Когда в 1970 году Сианук был свергнут с престола в ходе переворота, он искал убежища в Пекине, ибо, по его словам, опасался за свою жизнь. Я полагаю, что, вернись он тогда в Камбоджу, ни один солдат не посмел бы выстрелить в него в аэропорту. Он был их королем-богом. Он сохранял Камбоджу в качестве оазиса мира и изобилия в неспокойном, разоренном войной Индокитае, поддерживая сомнительный баланс сил между коммунистами и Западом. Принц пытался наладить дружественные отношения с Китаем, найти там защиту и в то же время поддерживал связи с Западом при посредничестве Франции. Когда он, вместо того чтобы вернуться и бросить вызов совершившим переворот мятежникам, остался в Пекине, старая Камбоджа была разрушена.
Я снова встретился с ним, когда он приехал в Сингапур в сентябре 1981 года для переговоров о формировании коалиции с «красными кхмерами». Это был уже другой Сианук. Он вернулся в Пномпень и стал пленником «красных кхмеров». Он пережил страшное время, многие его дети и внуки были убиты Пол Потом, и он сам опасался за свою жизнь. Того старого, бодрого Сианука больше не было: его смех, голос, который становился высоким и пронзительным, когда он возбуждался, его жесты – все стало более приглушенным. Он был живой трагедией, олицетворением того, что случилось с его страной и народом. Китайцы спасли его как раз накануне захвата Пномпеня вьетнамцами в начале 1979 года. Он выступал перед Советом Безопасности ООН против вьетнамского вторжения и стал международным символом кампучийского сопротивления. На протяжении долгого времени он был неумолим и непреклонно выступал против создания коалиционного правительства с «красными кхмерами».
После того как «красные кхмеры» оккупировали Пномпень, камбоджийцы, или кампучийцы, как они стали называть себя во время правления режима Пол Пота, не проявляли активности в регионе. Старший министр Иенг Сари нанес мне визит в марте 1977 года. Он был мягким, круглолицым, полным человеком и выглядел добряком, который мог бы нежно заботиться о младенцах. Он был зятем и доверенным лицом печально известного Пол Пота, лидера «красных кхмеров», уничтожившего от одного до двух миллионов человек из семи миллионов жителей страны, включая большинство наиболее образованных и способных кампучийцев. Он ничего не упомянул об этом геноциде, и я не стал расспрашивать его. Он все равно стал бы отрицать сам факт геноцида, как это делало радио «красных кхмеров». Иенг Сари был реалистом – он хотел наладить бартерную торговлю. Они нуждались в запасных частях для фабрик, насосах для орошения и подвесных моторах для рыбацких лодок. В обмен он предложил рыбу из Тонлесап, знаменитого озера в Кампучии, где после ежегодных наводнений ловилась отличная рыба. Эта бартерная торговля не процветала (у них были проблемы с доставкой), так что мы мало торговали и практически не поддерживали никаких других отношений с ними.
В результате пограничных столкновений отношения между Вьетнамом и Камбоджей ухудшились. Вьетнам напал на Камбоджу и захватил ее в январе 1979 года. Начиная с этого момента Камбоджа существовала в моем сознании только в результате нашей деятельности в ООН, направленной на то, чтобы собрать необходимые голоса и предотвратить захват места Камбоджи в ООН марионеточным вьетнамским правительством. Мы также поддерживали силы камбоджийского сопротивления, действовавшие в районах, прилегавших к границе между Камбоджей и Таиландом.
С 1981 по 1991 год я несколько раз встречался с сыном Сианука – принцем Ранаритом. Сианук поставил его во главе сил монархистов, базировавшихся у границы Таиланда с Камбоджей. Ранарит напоминал своего отца голосом, манерами, выражением лица и жестами. Он был ниже ростом, его кожа была темнее, он обладал более ровным характером и был менее подвержен минутным колебаниям настроения, но в целом был человеком того же склада. Как и его отец, он бегло говорил по-французски и изучал право в университете Лиона, до тех пор пока не стал во главе сил монархистов.
Когда в 80-х годах я посетил их тренировочный лагерь на северо-востоке Таиланда, то заметил, что войска не слишком организованы, а боевой дух отсутствовал. Это было все, чего Ранарит мог добиться, потому что и он, и его офицеры и генералы проводили больше времени в Бангкоке, чем в лагере. Поскольку мы поддерживали их оружием и средствами радиосвязи, я чувствовал себя разочарованным. После подписания соглашения в 1991 году оказание помощи Камбодже взяли на себя крупные доноры. Когда его партия победила на выборах, организованных ООН в 1993 году, Ранарит стал первым премьер-министром, а Хун Сен – вторым премьер-министром. Когда мы встретились в Сингапуре в августе того же года, я предупредил его, что коалиция с Хун Сеном была делом сомнительным. Армия, полиция и администрация подчинялись Хун Сену. Если Ранарит хотел выжить, ему необходимо было подчинить себе часть офицеров армии и полиции и некоторых провинциальных губернаторов. В том, чтобы носить титул первого премьер-министра и назначить своего человека министром обороны, было мало толку, ибо все офицеры и войска были лояльны по отношению к Хун Сену. Он не принял мои слова близко к сердцу, очевидно, полагая, что его королевская кровь гарантирует ему поддержку народа и что он будет незаменим.
Я встретился с Хун Сеном в Сингапуре в декабре того же года. Это был человек совершенно иного склада, прошедший жестокую школу выживания в условиях режима «красных кхмеров». Он был назначен вьетнамцами премьер-министром в 80-х годах, но оказался достаточно ловким, чтобы дистанцироваться от них и стать приемлемым для американцев и европейцев. Он произвел впечатление человека сильного и безжалостного. Понимание власти Хун Сеном соответствовало знаменитому выражению Мао о том, что «власть происходит из дула винтовки», и он был решительно настроен удержать ее. Когда в 1997 году силы «красных кхмеров» стали таять, а Ранарит не смог больше блокироваться с ними, чтобы противостоять ему, Хун Сен сверг его и взял в свои руки всю полноту власти, номинально оставаясь вторым премьер-министром. Сианук снова стал королем после выборов 1993 года, но его плохое здоровье и частые отлучки из Камбоджи для прохождения курса лечения от рака в Пекине не позволили ему утвердиться на капитанском мостике, теперь уже полностью занятом Хун Сеном и его армией.
