Несмотря на все их гостеприимство и дружеское отношение, Чу и я подозревали, что наше помещение прослушивалось. После обеда, состоявшегося в первый день нашего пребывания в Москве, она сказала мне в нашей спальне на даче для приема гостей: «Странно, что они уделяют мне так много внимания. Они, наверное, считают, что я имею на тебя очень большое влияние. Они уделяли очень мало внимания Радже».
На следующий день хозяева уделяли намного больше внимания Раджаратнаму, нашему министру иностранных дел, чем Чу. Это было настолько очевидно, что я даже задавался вопросом, не хотели ли они, чтобы мы знали, что они нас прослушивают. Все оставшееся время визита, даже находясь в ванной, я чувствовал, что они контролируют мои мысли.
После 1970 года между нами не было контактов на высшем уровне, не считая четырех визитов, совершенных заместителем министра иностранных дел Н. П. Фирюбиным в период с 1974 по 1980 год. Я упрекнул его в том, что СССР не поддерживал АСЕАН, в то время как даже Китай высказал свою поддержку этой организации. Они подозревали, что АСЕАН являлась антисоветской и проамериканской организацией. Фирюбин был умным и приятным собеседником, но он не имел никаких полномочий для принятия решений. Когда мы в последний раз встретились в апреле 1980 года, он пытался сгладить то плохое впечатление, которое произвели советская поддержка оккупации Камбоджи Вьетнамом и их собственное вторжение в Афганистан. Он сказал, что Советский Союз борется за разрядку международной напряженности, и упомянул недавнее посещение руководителями Вьетнама столиц стран Юго-Восточной Азии в качестве проявления их миролюбивой политики. Вьетнам хотел обсудить с нами создание зоны мира, свободы и процветания. Он сказал, что Советский Союз поддерживает это предложение и будет делать все, чтобы поддерживать мир, безопасность и взаимное доверие. Я прямо возразил ему, что если они действительно хотят мира, то должны заставить Вьетнам прекратить агрессию в Камбодже, которая так встревожила все страны Юго-Восточной Азии. Я также подчеркнул, что вторжение Советского Союза в Афганистан в декабре 1979 года напугало все страны Юго-Восточной Азии.
Примерно в этот же период мы узнали, что шифровальщик нашего посольства в Москве был скомпрометирован, вступив в связь с русской женщиной, и передавал ей секретные сообщения из посольства. Видимо, это было их обычной практикой в отношении посольств всех государств, как дружественных, так и враждебных. Не знаю, какую информацию они рассчитывали почерпнуть из чтения нашей корреспонденции с посольством, ибо все, к чему мы стремились, было избегать каких-либо неприятностей с Советами.
После вторжения Вьетнама в Кампучию советская пропаганда стала враждебной по отношению к Сингапуру, говоря о 25 миллионах китайцев, живших за пределами Китайской Народной Республики, как представителях Китая, опасной «пятой колонне» в странах их проживания. Я напомнил Фирюбину, что Советский Союз имел посольство в Сингапуре, а Китай – нет и что ему было известно, что я не одобрял попыток китайского правительства поддерживать контакты с китайцами, проживавшими в регионе, через голову правительств стран Юго-Восточной Азии. Напротив, вьетнамская агрессия против Кампучии вызвала серьезные опасения в Таиланде и других странах по отношению к Китаю. Советский Союз должен был принять фундаментальное решение об изменении своей политики. Чем меньше проблем они создавали в Юго-Восточной Азии, тем меньше были бы возможности Китая оказывать влияние на эти страны.
После советского вторжения в Афганистан мы присоединились к бойкоту Олимпийских игр в Москве в 1980 году, заморозили программу культурного обмена и отсрочили все визиты советских экономических делегаций. Мы также отказались предоставлять средства обслуживания, ремонта и даже заправки их военно-морских и вспомогательных судов на наших гражданских верфях, а также отказались проводить техническое обслуживание советских самолетов, летавших в Индонезию.
Отношения между нами оставались замороженными на протяжении почти целого десятилетия, до начала проведения Горбачевым политики перестройки и гласности. Когда премьер-министр Николай Рыжков посетил Сингапур в феврале 1990 года, он представлял уже другое правительство и другую страну. У него не было ни уверенности в себе, ни даже походки лидера великой державы. Он попросил заместителя премьер-министра Он Тен Чиона предоставить заем в размере 50 миллионов долларов для закупки потребительских товаров в Сингапуре. Я не согласился с этим и приказал Он Тен Чиону не отвечать на эту просьбу. Если премьер-министр Советского Союза был вынужден обратиться к крошечному Сингапуру за займом в 50 миллионов долларов, то СССР, видимо, исчерпал свой кредит у всех больших государств. Государственные долговые обязательства Советского Союза ничего не стоили.
Рыжков посетил универмаг НКПС «Фэйрпрайс». Когда в тот же вечер я дал в его честь обед в Вилле Истана, он выразил свое удивление, что нашим рабочим был доступен такой широкий ассортимент мяса, фруктов и овощей, импортированных со всех континентов. Нехватка продовольствия в Советском Союзе в то время была в центре его внимания. Рыжков был дружелюбным и приятным собеседником, он признавал, что созданная Сталиным командная экономика и изоляция Советского Союза нанесли стране ущерб. Он сказал, что правительству удалось изменить ситуацию к лучшему, они поняли, что мир стал взаимозависимым, решили интегрироваться в систему международных экономических отношений независимо от идеологических разногласий.
Рыжков пригласил меня посетить Советский Союз, что я и сделал в сентябре того же года. На этот раз церемония встречи в московском аэропорту была иной. Почетный караул больше не состоял из одинаковых гвардейцев ростом в шесть футов и три дюйма
[60]: военнослужащие были разного роста, оркестр также был разношерстным. Слаженность движений, подобная работе часового механизма, уже отсутствовала – русские больше не старались внушать страх посещавшим их людям.
Рыжков опоздал на встречу со мной и искренне извинялся. Он задержался в Верховном Совете, пытаясь найти компромисс между двумя различными предложениями о переходе советской экономики к рыночной системе. Он продемонстрировал полную потерю доверия к существовавшей системе и растерянность в вопросах перехода к рыночной экономике. Он сказал, что его правительство наблюдает за Сингапуром с большим интересом, потому что СССР пытается перейти к рыночной экономике и их привлекают замечательные успехи Сингапура. Они также изучают опыт других стран, чтобы извлечь положительные уроки из их опыта управления экономикой. Я подумал о том, какими катастрофическими последствиями для такой огромной страны, как Советский Союз, могут обернуться разговоры об изучении опыта рыночной экономики в других странах в тот момент, когда государство находится на последней стадии дезинтеграции.
Моя встреча с президентом Михаилом Горбачевым откладывалась несколько раз, потому что он был занят интенсивными дискуссиями, касавшимися следующих шагов по переходу к рыночной экономике. Советские официальные лица пытались оправдаться, но я приказал своему послу не волноваться. Мы были свидетелями конца империи. У меня было то преимущество, что я видел крах Британской империи в феврале 1942 года, когда японцы захватили Сингапур. Меня приняли в кабинете Горбачева в Кремле, когда он закончил одно из своих бесконечных заседаний, чтобы встретиться со мной в течение 30 минут. Все формальности были отложены, мы встретились в составе маленькой группы. С Горбачевым были только шеф протокола и переводчик, а со мной – лишь мой заместитель Го Чок Тонг и министр иностранных дел Вон Кан Сен.
