Американцы хотели, чтобы англичане оставались в Малайзии в силу исторических причин, а также по соображениям своеобразного «разделения труда». США настаивали на том, чтобы Великобритания играла главную политическую роль, потому что она была единственным европейским государством, способным на это. Если бы Малайзия обратилась к США с просьбой о предоставлении экономической помощи, американцы были бы рады помочь, но они стремились не афишировать этого.
Я спросил его о реакции США на гипотетически возможный межнациональный конфликт между Сингапуром и Малайзией, который разжигали коммунисты. Банди настаивал, что США не хотели бы оказаться вовлеченными в него. Я подчеркнул, что американцам не следовало рассматривать всю китайскую диаспору в качестве монолитной группы, управляемой коммунистами КНР. Если бы американские политики воспринимали всех китайцев в Юго-Восточной Азии как потенциальных агентов Китая, то у китайцев не осталось бы иной альтернативы, кроме как стать китайскими шовинистами. Когда он поинтересовался моим мнением о положении во Вьетнаме, я ответил, что критическим фактором успеха являлась воля к сопротивлению. А вот ее-то и не хватало. Народ Южного Вьетнама следовало убедить, что у него имелись серьезные шансы на победу.
В начале 1966 года мы пришли к соглашению, что американские военные, проходившие службу во Вьетнаме, будут посещать Сингапур для отдыха и восстановления сил. Первая группа из ста военнослужащих прибыла в Сингапур в марте 1966 года и находилась в городе на протяжении пяти дней, проживая в многоквартирном доме в пригороде. Американцы прилетали в Сингапур из Сайгона три раза в неделю на гражданском самолете авиакомпании Pan American. За год город посетило примерно 20 тысяч военнослужащих, что составляло примерно 7 % общего числа туристов, посетивших Сингапур. Мы не извлекали из этого значительных финансовых выгод – это было способом продемонстрировать нашу поддержку борьбы американцев во Вьетнаме.
Банди снова встретился со мной в марте 1967 года. Я чувствовал, что ему можно доверять, – он был открытым и прямолинейным человеком. Банди не стремился произвести впечатление, он был абсолютно безразличен к своей одежде – однажды я заметил, что на нем носки с дырками. Но от него исходила спокойная уверенность в своих силах. Он знал, что я оказывал давление на англичан, пытаясь сохранить их военное присутствие в Сингапуре, к этому же стремились и американцы. Он заверил меня, что Соединенные Штаты продолжат боевые действия во Вьетнаме, результаты которых обнадеживали – из Вьетконга дезертировали 20 тысяч бойцов. Он был уверен, что республиканцы, которые в то время находились в оппозиции, также не имели иного выхода, кроме как продолжать войну во Вьетнаме. Несмотря на то что ситуация могла осложниться, президент Линдон Джонсон был настроен очень решительно и не собирался отступать, потому что США были убеждены, что их действия во Вьетнаме являлись большим вкладом в дело укрепления стабильности в Юго-Восточной Азии.
Банди пригласил меня нанести неофициальный визит в Вашингтон поздней осенью, когда пойдет на убыль обычный наплыв визитеров, связанный с ежегодным открытием сессии ООН. В этом случае я имел бы шанс встретиться и поговорить с американцами, определявшими политику США, и познакомиться с более широким кругом представителей американской элиты. Я сказал, что в тот период, когда Великобритания сокращала свои военные базы в Сингапуре, мой визит в Америку мог создать впечатление, что я испугался.
В июле 1967 года он прислал мне письмо, в котором упомянул о сообщениях из Лондона, из которых следовало, что я, очевидно, «нанес серьезный удар членам парламента от лейбористской партии, у которых не было адекватного понимания реальной обстановки в Юго-Восточной Азии». Он также приветствовал мое краткое, но прямолинейное заявление, сделанное в телевизионном интервью Би-би-си о критической важности действий Америки во Вьетнаме. Отношение прессы к непопулярной политике США во Вьетнаме было настолько плохим, что американцы чувствовали облегчение, когда представитель независимой от США страны высказывался в поддержку этой политики. Банди предложил мне нанести официальный визит в США. Раджа был недоволен, что об этом визите было объявлено вскоре после публикации британской «Белой книги по вопросам обороны». Это могло создать впечатление, что мы нервничали, и я решил поехать в Вашингтон. У Билла Банди, очевидно, имелись свои причины для того, чтобы я посетил США именно в том году.
До того мне не приходилось бывать в Америке, за исключением поездки в Нью-Йорк в 1962 году, когда я выступал в Комитете ООН по деколонизации. До 1967 года у Сингапура не было дипломатической миссии в Вашингтоне, поэтому мне пришлось пройти интенсивный курс подготовки. Меня интересовали образ мышления американских политиков, настроения, царившие в Вашингтоне, и основные действующие лица американской политики. Я обратился за помощью к послам Великобритании, Австралии и Новой Зеландии. Я также написал своему старому другу Луи Херену, которого я знал с 50-х годов, который был тогда корреспондентом лондонской газеты Times в Вашингтоне. В своем письме он сообщил мне наиболее ценную информацию: «Для такой сверхдержавы, как Соединенные Штаты, все страны, за исключением Советского Союза и Китая, являются маленькими. Простите меня за такое сравнение, но по сравнению с ними Сингапур является малышом. За исключением отдела Госдепартамента США, занимающегося проблемами Восточной Азии и Тихоокеанского региона, Сингапуру уделяется очень мало внимания».
Тем не менее он заверил меня, что я пользовался «репутацией разумного, рационального и надежного человека», в основном благодаря моей позиции по вьетнамскому вопросу. Неприятности, связанные с инцидентом, случившимся с агентами ЦРУ в Сингапуре, были в основном забыты. «Американская политика имеет три составляющие: администрация президента, Конгресс и пресса. Два последних имеют тенденцию смотреть на вещи через простую призму отношений между Востоком и Западом. Кто вы: коммунист или сторонник США? Подход администрации президента весьма отличается от этого. В ней работает достаточно простаков, но имеются также и профессионалы высочайшего класса. Наиболее наглядным примером таких профессионалов среди чиновников, не входящих в правительство, являются Вильям Банди и Роберт Барнетт, один из заместителей Банди и признанный эксперт по Китаю, Волт Ростоу, специальный помощник президента по вопросам национальной безопасности». Среди других политиков, с которыми Херен рекомендовал мне встретиться, он назвал чрезвычайного и полномочного посла Аверелла Гарримана и Майка Мэнсфилда, лидера большинства в Сенате США, – «хорошо информированного и влиятельного политика».
Он набросал мне короткое описание президента Джонсона, лучшее из тех, что мне пришлось читать до визита: «Странный человек, идущий окольными путями, манипулирующий людьми, иногда проявляющий жестокость. Сказав все это, я должен признаться, что являюсь одним из его немногочисленных поклонников. В нем горит огонь, в старом добром библейском смысле этого слова. Он хочет добра своей стране, особенно для бедных и негров… Вы можете доверять Раску и Макнамаре. Оба являются честными и приятными людьми, добрыми в старомодном смысле этого слова».
В октябре 1967 года я прилетел в аэропорт имени Кеннеди в Нью-Йорке, а затем – в Вильямсбург, где остановился в одном из отреставрированных домов, обставленных старинной мебелью, относившейся к тому периоду, когда Вильямсбург был столицей штата Вирджиния. Чу и я совершили обзорную экскурсию по Вильямсбургу в запряженном лошадьми экипаже, которым правил черный кучер, одетый в костюм того периода. Это был исторический «Диснейленд». На следующий день мы полетели на вертолете в Белый дом. Дипломат, отвечавший за соблюдение протокола, попросил меня пожать левую руку президента Джонсона, ибо его правая рука была на перевязи. Когда мы приземлились на лужайке перед Белым домом, нас приветствовал почетный караул в полном составе, а затем я, как примерный бойскаут, пожал левую руку Джонсону.
