– А ее с работы увольняют.
Таня
После стычки с бешеным депутатом Таня в одиночестве поднялась на второй этаж. Ни на кого из сотрудников не глядя, прошла в свой кабинетик. Бросила Наташке: «Пожалуйста, ни с кем меня не соединяй».
Села в свое любимое кожаное кресло. Минут пять посидела – бездумно, покойно. А потом вздохнула, встала и принялась разбирать стол. Полетели в шредер копии старых договоров, эскизы, результаты исследований, варианты слоганов. Она содрала с компьютеров и со стены гору желтых стикеров – напоминаний. Они ей уже больше не понадобятся.
Тане казалось, что механическая работа поможет ей успокоиться. Сначала вроде так и было. Однообразные движения рук заставили ее забыться. Но потом – когда с бумагами было покончено – она сняла с монитора игрушечную лошадку, подарок Валерочки. Сунула в сумку. Сложила крохотный портретик Ходасевича в рамочке, стоявший рядом с принтером. Фотография тоже полетела в сумочку. Еще одно фото со стола, побольше, – Макса. Туда же!
И тут, когда ее обжитой стол сиротливо оголился, долго сдерживаемая тоска вдруг затопила ее – всю, с берегами. Она не хотела уходить! Она не могла поверить, что сегодня выйдет отсюда – и никогда, никогда, никогда больше не увидит этого уютного кабинетика, родного стола, привычных стен. И милых сотрудников – с которыми она, бывало, ругалась, и «строила» их, и сердилась на них, и учила. Но в этот момент все они казались ей родными, близкими людьми. Даже ближе, чем иные родственники. Она не могла сейчас поверить, что кто-то из них подставил ее, желал ей зла. Все они – и Мишка, и Артем, и Натка с Полиной, и Родя – стали за три года работы почти что ее семьей. Было невыносимо думать, что все они завтра придут сюда, на службу, и будут заниматься все теми же, никогда не кончающимися делами, а ее уже не будет с ними.
Таня заплакала. Слезы текли по ее щекам, и одновременно ей становилось легче. Досада и тоска словно вымывались солеными потоками из души.
И тут зазвонил прямой телефон шефа. Татьяна долго не снимала трубку – надо было справиться с рыданиями, чтобы Теплицын не услышал ее зареванный голос.
– Слушаю вас, – наконец проговорила она.
Голос не сорвался – но это был не ее, а чужой, вымученный голос.
– Татьяна Валерьевна! – Теплицын казался официальным. – Пожалуйста, зайдите ко мне. – Сделал секундную паузу и добавил: – С заявлением.
…Босс переоделся в свеженькое, и сидел он в своем «американском» победительном стиле – закинув ноги на стол. Однако выглядел неважно: броски чашками кофе от благодарных клиентов даром не проходят. На челе Теплицына лежала печать озабоченности, на лбу проявилась глубокая складка.
– Давай. – Андрей Федорович протянул руку за заявлением. Сел нормально, взял бумагу, пробежал глазами, положил на стол.
Подписывать с ходу не стал, и в груди Татьяны затеплилась надежда.
– Мне звонили еще трое заказчиков, – доверительно проговорил Теплицын. (Надежда в груди Тани чуть подокрепла от его сообщнического тона.) – Пивной король Аристарх, Северный трубный завод и конфеты «Корифанов».
– И что?
– Что-что! Они все отказываются от наших услуг.
– Как?! Ведь контракты уже подписаны! Мы по ним работаем!
– Они готовы оставить нам тот аванс, что мы получили. И даже заплатить неустойку. Лишь бы не работать с нами.
– Это их Брячихин натравил… – догадалась Татьяна.
– А то кто ж еще! Оказалось, у него длинные руки. Даже длиннее, чем я ожидал.
– Сожалею, – прошелестела Татьяна.
– В итоге, если приплюсовать твоего колбасника и Брячихина, за три дня мы потеряли пятерых клиентов. На круг больше четырех миллионов долларов. И, боюсь, это только начало. Как ты думаешь с этим справляться?
– Придумаем что-нибудь, – тихо промолвила Таня.
Шеф оставил эту реплику без внимания и продолжил:
– И еще мне звонили четверо журналистов. – Андрей Федорович заглянул в списочек. – Из «Эксперта», «Коммерсанта – Власти», «Рекламного мира» и ежедневного «Коммерсанта».
– Чего хотели?
«Кажется, – подумала Таня, – босс успокоился. Похоже, он решил воздержаться от скоропалительных решений и не будет меня увольнять. Наоборот, сейчас предложит бороться с обрушившимися на фирму бедами сообща, плечом к плечу. Что ж, я согласна. Я на все согласна. Лишь бы не уходить из агентства».
Теплицын усмехнулся:
– Журналисты хотели узнать у меня, при каких обстоятельствах секретный документ попал в печать.
– И что вы им отвечали? «Без комментариев»?
– Нет, ну почему же, – усмехнулся Теплицын. – Я говорил всем и буду говорить, что документ был потерян в результате халатности одного из наших сотрудников. – Он сделал паузу, придвинул к себе Танино заявление об увольнении и вдруг… вдруг размашисто черкнул в углу «В приказ» и расписался. – И еще я сказал журналистам, – он улыбнулся иезуитской улыбочкой, – что этот сотрудник уволен. – И он протянул ей завизированное заявление.
Кровь бросилась Тане в лицо. Андрей Федорович пять минут назад дал ей надежду, а теперь растоптал ее.
– Да ты садист, Теплицын… – процедила она.
Тот усмехнулся.
– Передашь все свои дела Пастухову.
Таня круто развернулась и выбежала из кабинета. Глаза ее были на мокром месте, но она изо всех сил сдерживалась и шептала себе: «Я не буду плакать! Не буду! Не буду!.. Много чести!»
Среда, вечер
Вот и все: мосты сожжены, личные вещи собраны, неуверенные «нам очень жаль» от сослуживцев позади. Теперь и.о. творческого директора – Артем Пастухов. Таня весь день и полвечера передавала ему дела. Добросовестно растолковывала, что клиент N до смерти обидится, если вдруг забудешь поздравить его с днем рождения, а клиентка NN обожает, когда ее называют «самой элегантной в Москве бизнес-леди»…
Артем – кресло творческого директора пока было явно ему великовато – слушал ее, словно студент-первокурсник профессора с мировым именем. В конце Таниной лекции робко спросил:
– Татьяна Валерьевна… А я могу вам позвонить, если что?
– Звони, – великодушно разрешила она. – Ну, Артем, бывай. Желаю успеха в новой, нелегкой должности.
Подхватила сумку, пакет с безделушками и в последний раз прошлась по коридору. Вошла в лифт, нажала кнопку «подвал-парковка»… Как странно: в особняке все останется как и было, только ее больше здесь не будет!
Прощай, «Пятая власть», прощай навсегда. Охранник тоже уже в курсе, что Татьяна здесь в последний раз. Смотрит хмуро, цедит сквозь зубы:
– Будьте добры, ваш пропуск… И ваши доверенности на служебные машины.
Она долго копается в сумке – убогими разъездными «девятками» Таня пользовалась редко, и потому доверенности завалились куда-то в самый труднодоступный уголок.
