Вера вставала, гладила сына, укрывала.
Баргузинов настаивал, чтобы Васечка спал отдельно: «Сколько можно за мамкину титьку держаться!» – но Вера тут была, как никогда с Баргузиновым, непреклонна. «Я с ребенком в одной комнате спать не буду!» – заявил тогда гражданский муж. Ночевал в отдельной спальне. Иногда среди ночи приходил к ней, быстро и мощно брал Веру, затем, не проронив ни слова, уходил к себе.
А она лежала без сна – порой до рассвета.
Прямо над их домом пролегал воздушный коридор, по которому самолеты из Шереметьева-2 улетали в далекие страны. Ночью они шумели нечасто, и Вера скоро научилась узнавать их по голосам. Без десяти двенадцать: «Ил-96» в Бангкок… Двадцать минут третьего – трансатлантический «А-310» на Майами… Каждую ночь, но всегда в разное время, с азиатской беспорядочностью, шумели «Ту-154», улетающие в Кабул… Может быть, на каком-то из этих самолетов увозили в Афган ее Васечку-старшего?.. Хотя нет, они, солдаты, наверное, летели с военного аэродрома…
Она все ворочается, слушает, как дышит Васенька-младший… Близится рассвет, и самолеты гудят все чаще: в начале восьмого – рейс в Берлин, в семь двадцать – в Нью-Йорк, в половину восьмого – в Париж…
Перед рассветом Веронику сморил сон, и ей снился Париж, в котором она никогда не была. Вот она идет по улице чужого, но любимого города, а все прохожие радостно улыбаются ей: будто бы узнают ее, словно бы она знаменитость или сделала им всем что-то хорошее… Сквозь сон она слышит, как заводит на дворе мотор своего джипа Баргузинов… Потом чувствует, как просыпается Васечка. Тот ведет себя тихонько, не мешает спящей маме. Достает из ящика с игрушками машинки. Начинает осторожно, чтобы ее не разбудить, возить их по полу спальни. Вера и понимает, что надо бы встать, одеть сына, накормить его, – и нет у нее сил расстаться со сном… Потом, спустя полчаса или час, она все-таки пересиливает себя, поднимается, выполняет через «не могу» домашние обязанности… И целый день чувствует себя невыспавшейся, разбитой, больной…
А тут еще эти звонки…
Они начались в середине сентября девяносто второго года. Как-то днем вдруг затренькал обычно молчащий телефон (в особняке имелся прямой московский номер).
– Вероника? – спросил мужской, незнакомый, грубый голос.
– Да. Кто это?
– Береги сына, Вероника. С ним может быть плохо…
– Кто это?! – кричит она. Но в ответ – лишь короткие гудки.
Вера метнулась к окну. Васечка самозабвенно разъезжал на трехколесном велосипеде по аккуратно скошенной траве двора. Всполошившись, Вероника, невзирая на бурные крики сына, забрала его домой.
Через час – новый звонок. Вера опасливо взяла трубку. Голос мужской, по-прежнему грубый, но другой, с кавказским акцентом:
– Вероника! Тварь, сволочь, гадина! Ты скоро сдохнешь – и сын твой тоже сдохнет. Берегись, Вероника!
Она в панике бросила трубку.
Потом – она только уложила на послеобеденный сон Василька, прилегла вздремнуть сама – опять звонят. С бьющимся сердцем Вера сняла трубку. Новый голос. Но опять мужской и опять уголовный:
– Паскуда, мокрощелка! Сыну твоему горло перережем!.. Тебе, падла…
На полуфразе она в ужасе бросила трубку, выдрала из розетки телефонный шнур… Сна уже нет… Она почти в обморочном состоянии обошла все комнаты особняка. Никого… Давящая пустота…
Из окон третьего этажа Вероника поверх забора долго всматривалась в поле, в поверхность озера… Тишина. Ни людей, ни машин…
Вечером, после ужина, Вероника подступила к Баргузинову. Впервые в жизни она не сдержалась, накричала на него:
– Это все ты! Твои грязные делишки! Почему ты не можешь решить свои проблемы сам? Нас подставляешь?!
Невенчаный супруг помрачнел, набычился. Процедил сквозь зубы:
– У меня – все чисто, поняла? – Потом сказал раздельно, глядя тяжелым взглядом: – Я – ничего – никому – не должен. Ясно тебе?!
– А почему же звонят? Мне, мне звонят!
– Повторяю еще раз. У меня сейчас ни с кем никаких разборок нет. Понятно?! На меня никто зуб не точит. Были б у кого претензии – я бы первый о них знал. Я бы сам знал, не через тебя! Ясно?!
– Но почему, почему они звонят? – в отчаянии выкрикивает Вера. – Не может ведь быть, чтоб просто так!..
– Звонят – значит, ты сама где-то наследила. Кому-то дорогу перешла. – Глаза Баргузинова наливаются кровью. – Все, женщина! Разговор окончен! Меня больше в это не впутывай!
Всю ночь Вероника провела без сна. Все гадала: может, у нее в самом деле объявились враги? Кто? Зойка?.. Но Баргузинов уверял, что с Зойкой тогда, прошлой зимой, он договорился обо всем полюбовно. Она в претензии не осталась… С тех пор Вера с ней не видалась, даже по телефону не говорила… Может, Зоя решила вдруг припомнить старые обиды?
На нее держит зуб кто-то из бывших работников ее кооператива? Кого-то она невзначай обидела? Или кому-то недоплатила? Человек молчал-молчал – а сейчас вдруг взял силу да припомнил старую, не замеченную ею обиду? Связался с уголовной шушерой – и мстит?.. Да нет, никого она вроде не обходила деньгами… Старалась не ранить словом даже нерадивых работников… Ну а если вдруг и обидела, надо быть ненормальным, чтобы таким вот способом мстить… Мстить – спустя год после того, как кооператив закрылся…
А может… Может, это Полонский?.. Не простил ей партийного выговора? Своего увольнения из института? И того, что она родила от другого?.. До времени затаился, а теперь заматерел, пошел в гору – и решил свести счеты?.. Да нет, чепуха… Анонимные угрозы – совсем не похоже на стиль рафинированного интеллигента Владислава Владимировича…
Утром, так и не заснув ни на минуту, она все-таки позвонила Зойке. Разговор вышел сухим, но корректным.
– А ты знаешь, я сама собиралась тебе звонить, – безразлично сказала подруга.
– Что-нибудь случилось?
– Да. Хотела пригласить на проводы.
– Кого?
Смешок.
– Меня. И Бориса Семеныча. Мы уезжаем.
– Куда?
– В Америку. На постоянное место жительства.
– Зачем? – изумилась Вера. Америка казалась ей местом, столь же далеким, как тот свет.
– Надоела эта вшивая страна, – неожиданно зло сказала Зоя. – Никогда здесь ничего хорошего не будет. Сплошные уголовники. Сверху донизу.
Вера не нашлась что ответить.
Они договорились, что Вера обязательно придет на проводы, но Вера положила трубку и поняла, что нет, не пойдет. Не хочет она больше видеть подругу. Никогда. Пусть катится к черту в свою Америку.
Однако по разговору совсем не похоже, что с угрозами звонил кто-то от Зойки. Кажется, ей сейчас совсем не до того. Такое впечатление, что та уже мысленно за океаном, налаживает жизнь там. Что ей теперь старые российские обиды!..
