– Вызови мне главбуха! Обоих замов! Быстро! Чтоб мухой летели!
Тут же набрал домашний номер.
Инна взяла трубку с седьмого гудка.
«Валяется где-то, сучка, навела панику, а теперь дрочит там себя перед зеркалом!..»
– Ал-ле, – раздался наконец лениво-сексуальный голос молодой супруги.
– Слушай сюда! – скомандовал он. – Запоминай. И делай быстро. Ясно?!
– Ясно… – обиженно-кокетливо проворковала Инна.
– Быстро сматывайся из страны…
– Слухи подтвердились?
– Не перебивай! Дуй в Шереметьево, бери билет на ближайший рейс, куда угодно, и мотай! Я с тобой свяжусь! Мобильник с собой не забудь! Поняла?
– А деньги? – капризно произнесла она. – У меня же совсем нет денежек…
– На твое имя имеется компания в офшоре. В Гибралтаре. Называется «Инна-силк». Я сейчас буду скидывать туда все активы, что смогу… Ты понимаешь меня?
– А там много денежек?
– Много! Черт возьми, будет много! Не перебивай!.. И еще! Самое главное! У нас дома есть сейф. В спальне! В стене, кнопка под моей картиной. Код такой… Записывай, а то забудешь. Быстро!.. Пять вправо – тринадцать влево – одиннадцать вправо – двадцать влево. Поняла?! Повтори!..
В комнату заглянул первый зам. Соломатин рыкнул на него:
– Выйди пока!.. – Крикнул в трубку: – Это я не тебе!.. Давай повторяй!..
Она послушно повторила.
– Правильно!.. – подтвердил Соломатин. – Дальше! Возьмешь в сейфе все бумаги. Там – только бумаги, никаких денег, но бумаги – очень важные… Возьмешь документы, спрячешь их в свои носильные вещи, вывезешь из страны. Поняла? Это важно!..
– Все поняла. Все сделаю, как ты сказал.
– Ладно, до связи.
– Олежек, ты меня любишь?
– Отстань, не до тебя.
– Ну, скажи: любишь?
– Да, да, черт возьми!.. Давай действуй, шевелись!.. Не до тебя!
Соломатин нажал «отбой» и крикнул так, чтобы его услышали через двойные двери:
– Давайте заходите там! Все! Живо!
Тот же день – суббота, 21 декабря.
Полдень
Ровно в двенадцать дня безупречно вежливые люди в мундирах позвонили в квартиру Соломатина на Чистых Прудах. Людей в форме сопровождали трое в штатском, а также, для пущего устрашения, шесть человек в шерстяных масках, с короткоствольными автоматами в руках.
Дверь открыла бледная перепуганная женщина в фартуке. Губы ее тряслись.
Женщину оттеснили, люди рассыпались по квартире. Человек в штатском мимоходом показал экономке постановление об обыске, прошел в квартиру.
Пригладил волосы перед огромным зеркалом в холле.
Не глядя, спросил экономку:
– Кроме вас, в квартире еще кто-нибудь находится?
– Никак нет, – подобострастно пролепетала женщина. – Хозяйка собрала вещи и уехала час назад. Хозяина нет с утра.
– Понятые, пройдемте со мной, – скомандовал мужчина в штатском и жестом пригласил еще двух оперов, одетых по-простецки, следовать за ним.
Шагнул в гостиную. Там уже скучал автоматчик.
Одна дверь из гостиной вела в спальню. Человек в штатском прошел туда, осмотрелся. Космическое убранство. Черные шелковые простыни. Реалистический портрет хозяина в тяжелой золоченой раме.
Заглянул в ванную. Еще теплая.
Вернулся в гостиную. За другой дверью открывалась анфилада комнат.
Сначала – полупустой зал с натуральным камином (как только пожарные позволили?). У камина торчит «маска» с автоматом.
Далее – еще одна дверь. Человек в штатском шагнул туда. Кабинет. Огромный письменный стол. Над столом – портрет, очевидно, парный тому, что висит в спальне. Видно, работы того же художника. Но этот портрет куда симпатичнее, потому как на нем изображен не пятидесятилетний мужик с залысинами и крохотными глазками, а юная девушка в открытом платье с большой бриллиантовой брошью на груди. Глаза девушки сверкают, словно бриллианты.
– Похоже, хозяйка, – пробормотал про себя штатский. – Да, этот Соломатин разбирается в бабах… Знает, кого покупать…
Штатский подошел к письменному столу. На столе одиноко лежала тонкая стопка бумаг.
Он перелистал ее. Контракты, договоры о вознаграждении… Названия заграничных банков… Десяти– и двенадцатизначные номера счетов… Штатский вгляделся в фамилии.
Присвистнул. Пробормотал: «Однако!» Затем воровато оглянулся – автоматчик в маске стоял у дверей как истукан и глядел, казалось, в сторону.
Тогда штатский быстренько взял документы со стола, сложил их вчетверо и сунул во внутренний карман своей черной кожаной куртки.
Ночь с субботы на воскресенье.
Полонский
– Владик? – раздался в трубке томный юный голос.
– Я. – Полонский медленно просыпался.
– Здравствуй, мой одуванчик.
– Инночка! Ты откуда? Тебя так хорошо слышно!
– Раз меня хорошо слышно, – усмехнулась она, – значит, я звоню издалека.
– Ты все-таки удрала! Я так рад.
– Ну, как тебе там спится? Ты один?
– Один, моя хорошая, один. После тебя никого не хочется. Все остальные бабы по сравнению с тобой пресные, как вареный лук.
– Приятно слышать. – Хохоток.
– А ты одна?
– Нет. Справа от меня лежит Жан-Поль, а слева… – Она сделала паузу и промурлыкала чарующим голоском: – Слева, о – о! Жерар…
Профессор почувствовал, что, несмотря на бог знает сколько миль, разделяющих их, от ее чарующего голоска в нем просыпается желание.
– Те самые Поль и Жерар? – спросил он хрипло.
– А ты как думал!..
– Они же старики.
– А я люблю мужчин в соку, в возрасте. Ты разве этого еще не понял?
– Ты имеешь в виду своего супруга?
– Не говори мне об этом козле.
– Значит, ты подразумеваешь меня.
Смешочек, воркование:
– Конечно, тебя, мой милый, мой любименький… Мой Вла-адик…
– Когда мы увидимся?
– Приезжай.
– Когда и куда?
– Это я тебе потом скажу. А ты скажи, как меня любишь.
– Очень. Очень люблю мою длинноногую кошку, мою сладкую лапку.
– Скажи, куда ты меня целуешь.
– В ушко. В маленькое красивое ушко. А потом ниже, в шейку, а потом еще ниже, в плечико, а потом в грудь…
– Ну, хватит, хватит, зацеловал!..
