Книга Азеф, страница 34. Автор книги Валерий Шубинский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Азеф»

Cтраница 34

— Извозчик, на Знаменку.

— Такой улицы, барин, нет. Эта улица, барин, в Москве, — ответил Сазонов, смеясь одними глазами. Мы поехали в Галерную гавань» [113].

Таким образом, вся группа собралась в столице; но вскоре все, кроме Савинкова, Мацеевского и Сазонова, разъехались. Швейцер по распоряжению Азефа отправился в Либаву, Покотилов — в Зегевольде, Каляев — в Нижний Новгород, каждый со своим заданием. Азеф тоже ненадолго уехал. Куда? Неизвестно.

Савинков был не единственным участником событий, оставившим мемуары. Вторым был Ратаев.

По словам своего куратора, Азеф был очень раздражен арестом Клитчоглу. Это якобы и стало последней каплей, предопределившей его «измену».

«Некоторое время он был занят разрешением невыполнимой задачи, как бы ему уберечь и козла, и капусту, т. е. найти способ осведомления полиции, не подвергая себя ни малейшему риску, и, наконец, останавливается на таком, довольно странном плане: впредь, не давая никаких указаний на замыслы революционеров, он будет в удобный, им избранный момент указывать на отдельных лиц, предоставляя затем наружному наблюдению выследить их преступную деятельность. Таким образом, ликвидация террористов, основанная не на агентурных указаниях, а на данных секретного наблюдения, ни в ком не возбудит подозрения, он же останется совершенно в стороне. Но Азеф слишком понадеялся и на проницательность полиции, и на свои собственные силы. Он видимо рассчитывал, что от него зависит в каждый момент устранить опасность или предупредить покушение. Ему самому и его товарищам кажется, что он руководит ими и событиями, тогда как на самом деле товарищи и события влекут его за собой…» [114]

Эффектная картина, но подтверждают ли ее факты? Факты, приведенные самим же Ратаевым.

По словам Ратаева, Азеф докладывал ему, что его посещают «…неизвестные ему террористы, которые приезжают из-за границы и приходят к нему с партийным паролем: „Димитрий жив и здоров“». Он описывал их приметы, причем приметы двух из них, «врезавшиеся в память» Ратаева, частично совпадали с приметами Швейцера и Каляева — как их описывает Савинков: у одного американская бородка при сбритых усах, у другого польский акцент. Злоумышленники якобы назначали Азефу свидания; полиция являлась по указанным адресам и уходила разочарованной.

Но ведь дал же, дал Азеф приметы — можно было по ним найти террористов! Ну, да, отчего не найти. В полуторамиллионном городе всего один человек, говорящий с польским акцентом.

Нет, едва ли Азеф переоценивал проницательность полиции. На сей счет у него не было иллюзий. Стремился ли он с помощью сложной игры сорвать им же готовящийся теракт? Или просто обеспечивал себе в глазах полиции алиби? Если бы в итоге исполнителями акта оказались, скажем, те же Каляев и Швейцер, полиция радостно узнала бы в них героев азефовских россказней и лишний раз убедилась бы в добросовестности и квалификации своего сотрудника.

Ратаева можно понять. Он с трудом мог примириться с тем, что его старый и в прошлом такой полезный агент много лет цинично водил его за нос. Он предпочитал такую картину событий, которая перекладывала вину с него на его незадачливых сослуживцев. Мысль о том, что Азеф с самого начала решил довести «дело на Плеве» до, так сказать, победного конца, не укладывалась в его голове.

Но если решил, то почему?

Ненависть к «виновнику Кишиневского погрома»? Стремление укрепить свои позиции в партии?

Есть и еще одна версия. Якобы Азеф-террорист действовал с ведома не всей полиции, разумеется, но отдельных ее руководителей. И даже выполнял их инструкции.

Здесь обычно всплывает имя Рачковского. В 1902 году Петр Иванович, который, работая в Париже, смешивал служебные дела с личными коммерческими интересами, был уволен по приказу Плеве. После гибели Плеве он был возвращен на службу. Рачковский ведал заграничным сыском, работа Азефа среди эмигрантов была по его части, но знал ли он в эти годы Виноградова-Раскина лично? Азеф позднее утверждал, что нет.

Версия о том, что, уничтожая «антисемита» Плеве, Азеф действовал в союзе с инициатором создания «Протоколов Сионских мудрецов» (ибо таковым был именно Рачковский), полна мрачной иронии. Версия эта принадлежит Бурцеву. Впрочем, она решительно ничем не подтверждается.

На самом деле Азеф вел себя в этом деле так, как вообще вел себя в 1903–1905 годах. Главной, базовой в это время для него являлась работа на революцию, на террор, на БО. Сотрудничество с полицией было своеобразным подспорьем в этой работе. Азеф обладал уникальными возможностями, которых не имелось ни у одного руководителя террористов: он мог отвлекать сыск, направлять его по ложному следу, предоставляя полиции полуправду, смешанную с ложью, не говоря уже о том, что сам он пользовался абсолютным иммунитетом от ареста. Да, он мог предотвратить тот или иной конкретный теракт, дать информацию о его исполнителях, но все-таки его стратегическая цель была несомненна: террор должен продолжаться, главные дела БО должны доводиться до конца. Потому что не будет террора — не будет и Азефа.

И ему за это власти еще и платили, и очень недурно платили!

К концу февраля — началу марта Савинков и его группа выяснили, что Плеве ездит в 12 часов ежедневно с докладом в Зимний дворец. Савинков предложил Азефу устроить в это время покушение у его казенной квартиры на Фонтанке, 16. Азеф после долгих колебаний (он опасался, что дело недостаточно подготовлено — и, как потом оказалось, был прав) согласился.

Покушение было назначено на 18 марта. К этому дню все — Швейцер, Покотилов, Каляев, Давид Боришанский — съехались в Петербург. Самого Азефа в городе не было: он, как условились, находился в Двинске.

За неделю до покушения он нанес визит Лопухину, попросил прибавки жалованья, поговорил об эсере Хаиме Левите, который как раз сейчас находится в Орле (информация о Левите, ничем серьезным не занимавшемся, в течение нескольких месяцев использовалась Азефом для отвлечения внимания полиции от основного дела), и, наконец (внимание!) сказал, что на него, Лопухина, готовится покушение, что террористы следят за его квартирой на Сергиевской и маршрутом от нее — по Пантелеймоновской к департаменту.

Это — главный аргумент Ратаева. По его версии, Азеф рассчитывал, что «на Пантелеймоновской и на Фонтанке будет усилено наблюдение» и что таким образом революционеров возьмут с поличным.

Конечно, мы доподлинно не знаем, каковы были планы Азефа. Но что мы знаем точно — что на покушение 18 марта он согласился крайне неохотно и под давлением Савинкова. Несомненно, он вел какую-то сложную игру, может быть, и подразумевавшую арест части террористов. Это резко подняло бы акции Азефа в глазах Лопухина и Ратаева, а членам БО продемонстрировало бы, что слушаться Ивана Николаевича надо беспрекословно: иначе вон что случается. Однако территория вокруг Департамента полиции и так достаточно просматривалась филёрами — возможно, целью Азефа было как раз отвлечь внимание на Сергиевскую, где ничего не готовилось.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация