В 1744 году некто Гунгер, саксонец, приехал в Россию и выдал себя за мастера, знающего секрет фарфора. Была построена казенная Порцелиновая мануфактура — но спустя четыре года, когда дошло до дела, Гунгер был разоблачен как самозванец. К тому времени Виноградов уже самостоятельно открыл секрет саксонских и китайских мастеров. Именно ломоносовскому однокашнику довелось стать отцом русского фарфора. В течение десяти лет, до смерти в 1758 году, он служил на фарфоровом заводе главным мастером. Обращались с ним при этом скверно, временами даже сажали на цепь (чтобы никому не выдал тайны). А ведь он получил такое же точно образование, как исполненный гордыни «профессор и советник», и, по крайней мере, теоретически мог претендовать на равный с ним статус!
Параллельно с Виноградовым эксперименты с целью создания фарфора ставили профессора Академии наук; в их числе, наряду с Вейтбрехтом и Гмелином, был и Ломоносов. Но его роль в истории завода, названного его именем, весьма незначительна.
7
В Германию Ломоносов был послан изучать прежде всего минералогию и металлургию. Эти специальности, само собой, занимали свое место в его научных трудах.
В 1742–1743 годах им был написан учебник «Первые основания металлургии», изданный лишь двадцать лет спустя. Среди последующих работ наиболее значительны речь «Слово о рождении металлов трясением земли» (1757) и «О слоях земных» (1763) — прибавление к «Первым основаниям…».
По мнению В. И. Вернадского, специально занимавшегося этим вопросом, идеи, изложенные Ломоносовым, были новыми и во многом опередившими научную мысль своего времени. Но ученые конца XVIII века не могли заинтересоваться этими работами из-за старомодной вольфианской философской «упаковки».
Поводом к произнесению «Слова…» явилось ужасное землетрясение, разрушившее Лиссабон, столицу Португалии. Всего погибло тридцать тысяч человек (в самой Португалии и в Северной Африке), исчезли с лица земли бесценные памятники архитектуры, коллекция картин, включавшая великие полотна Рубенса и Тициана, богатейшая королевская библиотека. Но современников потрясли прежде всего человеческие жертвы: к таким цифрам они не привыкли. Для Вольтера, написавшего поэму на разрушение Лиссабона, гибель тысяч невинных стала главным аргументом против лейбницевской и вольфианской идеи предустановленной гармонии:
Полезно все теперь не скажете мне вы?
Что, если б Лиссабон земля не поглотила,
Ужель бы та страна ее отягощила?
Не мните ль вы, что, все сие предвидя,
Бог Соделать лучшего для сих людей не мог?
[110]
В России Гедеон Криновский, тот самый, что высмеивается в «Гимне бороде», произнес проповедь, традиционно рассматривая землетрясение как Божью кару. Более утонченные русские авторы екатерининского времени, младшие современники Вольтера (В. А. Лёвшин, А. Т. Болотов), положили немало сил, чтобы оправдать в этом случае Творца и объяснить его помыслы по отношению к человеку.
Но Ломоносов, можно сказать, главный русский вольфианец, уже ответил для себя на все вопросы в «Оде, выбранной из Иова». Да, мир опасен для отдельной человеческой личности, несоразмерен и, кажется, даже враждебен ей. Но это потому, что человек еще не осознал красоты мироустройства, его потрясающей механики. «Когда ужасные дела Натуры в мыслях ни обращаю, слушатели, думать всегда принужден бываю, что нет ни единого из них толь опасного и вредного, которое бы купно пользы и услаждения не приносило. Божественным некоторым промыслом присовокуплены приятным вещам противные быть кажутся, дабы мы, рассуждая о противных, большее услаждение чувствовали в рассуждении приятных».
Вот взять хотя бы те же землетрясения — для чего они нужны? Оказывается, именно от них родятся металлы, без которых немыслима человеческая цивилизация. Картина мира, стоящая за этими рассуждениями, может быть описана примерно так: природа — гигантская фабрика. Гибель людей — результат производственной аварии, печальной, но неизбежной. В конце концов (так должен был думать Ломоносов), при строительстве Петербурга погибло больше народа… В то время как Вольтер размышляет об обреченности человека и о несправедливости Бога, автор «Слова о рождении металлов…» спокойно классифицирует «трясения земли» и показывает механизм их воздействия на минералы.
Открытием Ломоносова стали «нечувствительные землетрясения» (сдвиги земной коры). В результате таких сдвигов на поверхности земли образуются горы; местами земная кора трескается — так рождаются вулканы; земная поверхность оседает в образовавшиеся между подвижными подземными слоями пустоты — так появляются равнины; после землетрясений трещины заполняются разными продуктами, принесенными дождевой водой, — вот разгадка жильных минералов. Причиной же землетрясений Ломоносов считает «внутренний жар земли», порожденный движением корпускул (под огромным внешним давлением). Так работает огромная фабрика Господа Бога.
Работа «О слоях земных» — одно из первых в мировой науке сочинений, в которых ставится вопрос о возрасте и структуре земной коры. Дав развернутый физико-географический очерк всех известных к тому времени континентов, Ломоносов переходит к анализу причин, формирующих земную поверхность. Тут и вулканические явления, и атмосферные воздействия, и разложение живых организмов.
Описывая слои земли, «руками человеческими открытые» при добыче минералов, Ломоносов везде видит следы древних окаменевших тварей. Из останков умерших животных и отцветших растений, утверждает ученый, образуется торф, из него — уголь. В процессе формирования угля из него «выгоняется подземным жаром… бурая, черная и масляная материя». Так образуются нефть, агат, «жидовская смола» (асфальт) и другие горючие вещества. Ломоносов первым догадался, что чернозем — продукт гниения органических существ, а янтарь — застывшая смола. Большинство ученых того времени считали, что животные, чьи окаменевшие останки находятся в земле, погибли во время Всемирного потопа. Некоторые (Моро, позднее, уже после Ломоносова — Паллас и Кювье) были сторонниками теории периодических катастроф. Ломоносов придерживался той точки зрения, что в земной истории одних только «потоплений» без числа: «Одни от избытку воздушной воды, то есть от сильных и чрезвычайных дождей и от крутого таянья снегу, другие от морей и озер, преступающих берегов своих пределы». «Потопления» эти всегда связаны «с земным трясением или с нечувствительным и долговременным земной поверхности повышением и понижением». В общем, фабрика природы, устроенная и заведенная Богом-механиком, работает без остановки. Человек — потребитель конечной продукции… И в то же время — ходячее сырье.
Ломоносов даже попытался подсчитать возраст мира. Ключом служат найденные в северных широтах кости «слонов». (Этот вопрос, напомним, волновал петербургских натуралистов еще в 1730-е годы.) По мнению Ломоносова, климат Сибири изменился и стал непригоден для обитания южных животных (когда-то там живших), потому что наклон земной оси изменяется: первоначально «эклиптика была к экватору перпендикулярна». Чтобы эти глобальные изменения произошли, требуется, по подсчетам ученого, 399 тысяч лет. Если же по церковному летоисчислению мир гораздо моложе — так ведь летоисчисление это основано на «неявственных и сумнительных числах в еврейском Ветхом Завете» и не есть догмат веры. К тому же и пирамиды египетские явно древнее церковных пяти тысяч лет, прибавляет ученый. «Кто же с сим несогласен, пусть отнесет это ко времени до шестидневного произведения тварей; там не будет никакого спора».
