— Конечно, велика вероятность, что поиск в самом ущелье окажется пустышкой, но проверить мы обязаны. Ущелье недлинное. Пройдешь до конца, все внимательно осмотришь. Может, и повезет, если бандиты там окопались. Время, когда начнете поиск, будет уже, пожалуй, позднее, темное. Они тебя не увидят, а ты тепловизором пользоваться умеешь. Как искать, учить тебя не буду. Докладывай. А пока пора бы и насчет вертолета мне сообщить…
И снова, как недавно стучали в дверь, сейчас позвонили на стационарный телефон ЗАС
[15].
— Это уже точно насчет вертолета, — предугадал майор Арцегов.
Он разговаривал короткими согласительными фразами, и понять смысл разговора было со стороны сложно.
Положив трубку, Александр Георгиевич, объяснил мне:
— ФСБ выделила свой вертолет. Тот самый, на котором вы прилетели. Подполковник Соликамский распорядился. Работать будете вместе со спецназом ФСБ. Группа капитана Тайгородова перекроет переход из пещеры на случай, если эмир надумает там спрятаться. А ты в это время ощупаешь каждый камень в самом ущелье. Вертолет уже вылетел. Но он сначала дозаправится на своем аэродроме, потом к нам пожалует. Веди взвод на вертолетодром. Там, на площадке, и ждите. Наш авиадиспетчер в курсе.
— Понял, товарищ майор. Работаем… — Я козырнул совсем не так, как козырял до этого сержант-посыльный ФСБ, и развернулся совсем не так. И даже пожалел, что тот сержант при этом не присутствует. И вышел из кабинета. Уже на штабной лестнице я включил внутривзводную связь на «Стрельце» и вызвал своего заместителя.
— Старший сержант Петрушкин. Слушаю вас, товарищ старший лейтенант.
— Что у вас там? Все получили?
— Завершаем получение.
— Как завершите, строй взвод и идите на вертолетодром. Я там буду ждать. Машина за нами уже вылетела. Та самая, на которой прилетели.
— Понял. Выполняем… — отозвался замкомвзвода.
Я прошел сразу на вертолетодром, как у нас в городке назывался обычный плац, построенный по типовому проекту для обучения хождению строем. Но такое обучение в боевых условиях командировки на Северный Кавказ практически отсутствует. Смешно было бы перед боем заставлять бойцов чеканить шаг и ровнять шеренгу. И потому, чтобы не строить где-то в стороне еще и площадку для пяти боевых вертолетов-штурмовиков, что были приписаны сводному отряду, решено было отдать под это дело плац. Работа по дооборудованию была минимальная, только поставлен вагончик с многочисленными антеннами средств связи — диспетчерская и выделен для авиаторов один этаж казармы, что было необходимо сделать в любом случае. Да еще разметили белой краской сам плац. Нарисовали в центре круг с разметкой — место посадки и в стороне обозначили места для стоянки боевых машин. Охранялся плац только в ночное время солдатами комендантской роты. Заправочные емкости были вкопаны в землю на территории гаража, рядом с такими же емкостями для заправки грузовиков, дизельных двигателей бронетранспортеров и боевых машин пехоты.
Чтобы не стоять столбом посреди вертолетодрома, я заглянул в вагончик к диспетчерам. Грубо говоря, на запах зашел. Там, как всегда, варили крепкий кофе. Диспетчеры сами обжаривали и перемалывали кофейные зерна, считая, что доверять такое дело производителям молотого кофе нельзя. Меня увидели в окно и встретили на пороге чашкой кофе. Но выпил я чашку без смакования, потому что в то же окно уже видел приближение со стороны складов своего взвода, а со стороны города — вертолета. Допил, поблагодарил и вышел к солдатам.
Взвод уже выполнил команду старшего сержанта и отошел подальше от центрального посадочного круга. «Ми-8» поднял винтами сильный ветер, но хорошо пристегнутые шлемы не просили, чтобы их поддержали рукой, хотя рука порой сама тянулась к голове, чтобы шлем придержать. Это было чисто интуитивным движением. Гражданским движением, поскольку гражданские головные уборы на пристегиваются так же туго и прочно, как боевые шлемы экипировки «Ратник».
Погрузка заняла минимум времени. Мы вылетели по тому же маршруту, которым летели недавно, только в обратную сторону. Разница была еще и в том, что сейчас лететь предстояло на двести метров дальше. Но я, зайдя в кабину к пилотам, сам предложил им компромиссный вариант — высадить нас там же, где раньше забирали. Это и вертолету удобно, не придется вертеться на небольшом пространстве. И для нас лучше, когда мы войдем в ущелье без аккомпанемента вертолетного двигателя, который в состоянии не только ворон распугать, но и бандитов предупредить.
Я уже много раз замечал, что поездка домой всегда кажется несравненно более быстрой, чем из дома. Это касается, естественно, и полета. Когда мы возвращались, передав место боя для исследования следственной бригаде ФСБ, показалось, что долетели очень быстро. Сейчас же, пролетая из отрядного городка до ущелья, ощущали, как тянется время. Тем не менее мы добрались до места вовремя. У ворот ущелья нас встретил капитан Тайгородов, уже без подполковника Соликамского.
— Моя группа нашла проход в соседнее ущелье и заблокировала его. Бандитам там не пройти. Можете начинать работать, — предложил капитан. — Только есть здесь одно маленькое но. Соседнее ущелье в самом конце соединено со следующим ущельем справа. Если прямо выходить, то можно в Грузию уйти. Но по большому счету следующее — это даже не ущелье, а просто горная трещина в каменной породе, расщелина, я бы сказал. Размеры — можно ползком за полчаса кругом проползти. Войти в нее можно, но дальше прохода нет. Со всех сторон глухие каменные стены. Альпинистам не взобраться… Минусовой градус… Над дном скалы нависают. Но в этой трещине живет человек. Старик, почти немощный, по крайней мере внешне. Он от людей сюда ушел. Много лет, еще при советской власти, молодым еще, его держали в психдиспансере, пичкали уколами, но он умудрялся несколько раз сбегать оттуда. Причем всегда убегал каким-то никому не понятным образом, словно его охрана отпускала. В наше время его туда уже не отправляли, даже дважды приглашали для участия в телепередаче, как специалиста и эксперта. После второй передачи на старика было совершено покушение. Но трое нападавших странным образом перестреляли друг друга, а сам старик, даже домой не заходя, никаких вещей с собой не забрав, ушел в горы и лишь изредка теперь выходит к людям, чтобы приобрести продукты питания. Даже зимует в горах. Время от времени к нему приходят люди, приносят еду или одежду. В последние годы приходят довольно часто.
— Ярый исламист? — спросил я. — Умалишенный отшельник?
— Хуже. Исламисты и устраивали на него покушение. А старик — ярый язычник, то ли огнепоклонник, то ли еще кто-то. Шаман к тому же. Нам его трогать не разрешают, и вам это тоже не рекомендуется. Старик обладает неизученным методом влияния на людей. Необъяснимым методом. Опасаюсь, что бандиты смогли до него добраться… Для них убийство язычника — дело обязательное, и на возраст не посмотрят. В шаманство я сам, признаюсь, верю и имею для этого основания. Но не думаю, что это его спасет. Хотя и говорят, что он опасность чувствует и действует на опережение. Но что шаман может против огнестрельного оружия! Бубном прикроется от пули?
