Эта просьба сводилась к простому делу. Халил просился в джамаат и желал всячески помогать эмиру в его делах. Причем просился именно в качестве компьютерщика и хакера, умеющего забираться на чужие сайты и собирать нужную информацию. Но пока джамаат находился в подвешенном состоянии, не имея того материального обеспечения, которое планировалось, то есть не имея ни квартир, ни домов, Малик не желал увеличения джамаата. Каждый новый моджахед — это дополнительные расходы. И потому торопиться не стоит. Вот когда он сам прочно осядет в той же Махачкале, займется серьезным бизнесом, например, для начала, как сам он думал, будет продавать предварительно подготовленные к продаже краденые автомобили, что казалось ему делом очень прибыльным и с точки зрения жителя Кавказа почетным, вот тогда может и компьютерщик-хакер понадобиться. Что касается автомобилей, то в джамаате был свой хороший специалист и по взлому, и по ремонту: Хасбулат знал автомобили лучше многих профессиональных механиков. А совместить такой прибыльный бизнес с высокими компьютерными технологиями — это вообще идеально. И особенно Халил может понадобиться позже, когда эмир Малик решит, что пора перебираться в Москву. Хакер может быть незаменим в борьбе с конкурентами. Ведь даже для того, чтобы послать в кого-то автоматную очередь, следует знать, когда и где может оказаться этот человек. И такие данные без хакера добыть трудно.
А старику эмир пока сказал, чтобы Халил ждал. В джамаат попасть желает слишком много людей, и Малик думает устроить конкурс. Это не было правдой, но неправда часто становится действительностью, если ее правильно преподнести. Это эмир знал давно. А пока он тянул время, говорил, что должен как минимум поговорить с каждым кандидатом. А они все из разных мест. Он не может убивать время только на это. Придет момент — поговорит с каждым. Но до этого джамаат должен прочно осесть в республике…
* * *
Этот звонок во многом определил направление мыслей эмира Малика по дальнейшему поведению его самого и джамаата в целом. По крайней мере, сразу ушли из головы мысли о возвращении в Грузию.
Вернувшись к своим моджахедам, эмир Малик выглядел по-прежнему довольным жизнью и собой и казался ничуть не обеспокоенным положением, в которое он попал вместе со своими людьми. Наверное, они его внешний вид оценили, потому что видели, как он разговаривал с кем-то по телефону, но сам разговор не слышали. Однако каждому человеку свойственно всегда надеяться на лучшее. Так и моджахеды, видя своего эмира почти сияющим, считали, что он получил хорошие известия.
Эмир похлопал по мощному плечу богатыря Эльдара.
— Ну что, ты невесту себе уже присмотрел?
Тот поднял голову, глупо и противно улыбнулся.
— Нет еще, эмир. — Эльдар даже смутился такой своей нерасторопности. — У меня еще не было времени. Ты же не отпускал нас в город. Мы только два села посетили, но совсем по другому делу. Там было не до поисков невесты.
— Ни у кого еще не было времени, — миролюбиво заметил Абдурашидов. — Но ничего, скоро времени свободного у всех будет много. Мы осядем в Махачкале и заживем, как все, мирной жизнью. Думаю, на несколько месяцев. Вот тогда ты и найдешь себе невесту. Да хоть целых пять…
— Пять — это здорово, — мечтательно протянул богатырь. — Главное, чтобы все молодые были. И красивые…
— Сам выбирать будешь. На свой вкус… — пообещал Малик и шагнул дальше, остановился около пулеметчика Данияла, положил и ему руку на плечо, забыв, что плечо, возможно, сломано. И пулеметчик плечо отдернул, поморщившись при этом от боли. Но непонятно было, боль он испытал от прикосновения эмира Малика или от своего резкого движения. Малик знал, что Даниял был родом из Дербента, где у него остались отец с матерью и семеро младших сестер. А мать уже несколько лет лежит не вставая в доме на берегу моря — у матери рассеянный склероз, который врачи так и не научились лечить. И Даниял уже дважды обращался к эмиру с просьбой разрешить ему съездить навестить больную.
— Нам осталось только одну операцию провести, потом сделаем всем новые документы, после чего ты сможешь свою маму навестить, — пообещал эмир. — Думаю, через неделю-две… Сроки не от меня зависят…
— Что задумал, эмир, объяснишь? — задал вопрос Хасбулат на правах самого старшего по возрасту в джамаате.
— У меня пока нет конкретных данных, мне позвонят и сообщат. Пока могу объяснить, что нам всем предстоит продумать, чтобы это не стало ни для кого неожиданностью. В село, которое мы недавно чуть-чуть ущипнули, привезут деньги. Родственникам погибших — по миллиону на каждого погибшего и по полмиллиона — на пострадавшего. Но пострадавших только двое, у которых мы забирали машины. Пьяница и инвалид…
— Так инвалид жив, что ли? — спросил мрачный Абдул-Керим. — Я ему нож в живот по самую рукоятку вогнал. Не вытащил только. Рубашку свою пожалел. Не хотел кровью забрызгать…
— Да, он выжил. Ему операцию сделали, и — выжил. Итого нам полагается получить, я лично считаю себя самым близким родственником всех погибших и пострадавших, двадцать восемь миллионов рублей. На первое время нам хватит для скромной жизни. Потом обещают еще и от федерального правительства такую же сумму каждому, но там мы еще что-то, может быть, придумаем. Может, по домам родни пройдемся, милостыню попросим. Аллаха ради… С каждой такой семьи по миллиону… Но это потом, а пока будем думать, как нам с первым платежом поступить… У кого мысли интересные возникнут, я готов выслушать. Особенно, я предупреждаю, особенно, хочу услышать мнение Эльдара…
Над этой шуткой никто не хохотнул, боясь самого Эльдара обидеть, а в словах эмира Эльдар, как всякий не совсем умный человек, своей глупости не понимающий, издевки в сказанном не уловил. Только кивнул согласно.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещал по простоте душевной.
Но он мог додуматься до такого, до чего сам эмир додуматься не мог. И потому моджахеды сомневались, в самом деле Эльдар глуп или только прикидывается.
— Я только вот что спросить хотел, — спросил эмир Малик. — Сам я с этим не сталкивался, но, может, кто другой сталкивался. Подскажите… Осколочная граната «РПГ-7» бронированный инкассаторский автомобиль пробьет?
— Можно я скажу, эмир? — подал слабый голос молодой санинструктор Дибир.
— Говори, если есть что сказать.
— Я уже плохо помню. Мальчишкой тогда был, но видел. Сам видел, как на нашей улице из гранатомета под инкассаторскую машину выстрелили, она сразу и перевернулась. Ограбление тогда было. А потом с близкого расстояния из того же гранатомета стекла расстреляли.
— А почему ты решил, что стреляли осколочной гранатой? Что ты тогда понимал в гранатах?
— Я помню, как нас, мальчишек, наш участковый, что приехал на улицу с каким-то майором, заставил осколки с дороги собирать. И даже из стволов деревьев мы их вытаскивали. Плоскогубцами…
Гранатомет с единственной последней гранатой нес на своем плече как раз Дибир. Словно сам себя назначив гранатометчиком вместо убитых первого и второго номеров гранатометного расчета. Эмир Малик не возражал.
