— Какая рассылка? — нахмурилась я. — Я ничего не видела.
Последовала короткая пауза. Вик мягко проговорила:
— Наверное, тебя по ошибке не включили в рассылку, Эл. Или это из-за того, что я рассказала Тане, как ты сейчас занята — приглядываешь за приятельницей. Кстати, как там Гретхен?
Вечером в воскресенье мы вернулись в Лондон, и настроение у меня было не самое веселое. Я уже успела соскучиться по Вик. Как же мне было легко с ней! Но я знала, что в квартире нас ждет Гретхен.
А когда мы вошли, я в первый момент подумала, что мы ошиблись адресом. В квартире едва заметно пахло полиролью. В вазе на столе в гостиной стояли свежие цветы. Но сильнее всего бросились в глаза изменения, происшедшие с самой Гретхен.
Она выглядела в буквальном смысле другим человеком. Волосы пышные, блестящие, на лице — косметика. Незнакомое платье. И вся она просто-таки светилась от радостного волнения. Впечатление было такое, словно та, недавняя Гретхен упаковала вещички и переехала в другой город. Она стала похожа на прежнюю себя.
— Входите, присаживайтесь, — стеснительно проговорила она. — Я вам ужин приготовила. И еще у меня есть кое-какие новости.
— Я знаю, только так я и должна была поступить, — уверяла меня Гретхен чуть позже, когда я мыла тарелки после ужина. — Сцена, пение — до этого еще далеко. Никаких больше программ на телевидении, а трехмесячные летние актерские курсы будут отличным началом. Я так волнуюсь! Занятия начнутся в августе. Вы с Бэйли такие молодцы, я вам очень благодарна, но мне пора вернуться к активной жизни. Не могу же я целыми днями сидеть тут или у себя, как какая-нибудь мисс Хэвершем
[52].
— Это замечательно, Гретх, — тепло проговорил Бэйли, достав огромный торт, который мы привезли для Гретхен из Парижа. — Неожиданно, но замечательно.
Он поставил на стол тарелочки, положил ложки, сел и отрезал себе большущий кусок.
— И где эти курсы будут проходить? — спросил он с полным ртом.
— В Нью-Йорке, — ответила Гретхен.
Бэйли перестал жевать.
— Но, сестренка, я же не смогу просто впрыгнуть в самолет, если у тебя опять будет обострение или ты перестанешь принимать свой литий.
Гретхен терпеливо посмотрела на него.
— Я понимаю, почему ты беспокоишься. Но не нужно волноваться. Ничего такого не случится. Обещаю. Даю слово. Посмотри, насколько мне лучше. К тому же я уже пообщалась с психотерапевтом в Штатах… Сначала нашла врача, а уж потом подыскала жилье! Я отправлюсь в Нью-Йорк задолго до начала курсов, поэтому у меня будет куча времени для обустройства. Между прочим, все считают, что мне давно пора было отправиться в Штаты, что это моя судьба, так почему бы не съездить? Очень даже логично!
Бэйли ее доводы, похоже, не убедили. А я затаила дыхание. У меня появилась надежда на лучшее. Впервые за долгое время Гретхен выглядела такой оживленной. Может быть, и у нас с Бэйли появится шанс стать нормальной парой? Только мы вдвоем? Гретхен могла бы объявить, что собирается отправиться в Америку вплавь, и я бы сама надула ей спасательный жилет — так мне хотелось, чтобы она не отказалась от этой возможности!
— Кстати, насчет того, где можно пожить. Моя квартира. — Она сунула руку в карман и достала ключ. — Мне совсем не хочется, чтобы она долго пустовала, и, Эл, я знаю, что тебе так или иначе придется скоро переехать. Я планирую пробыть в Штатах до конца года, и ты окажешь мне невероятное одолжение, и к тому же, естественно, за квартиру тебе платить не придется. Вот и сэкономишь для оплаты своей квартиры, когда она тебе понадобится. Согласна пожить у меня?
Она подтолкнула ключ по столу, и он упал мне на колени.
— Не стану отрицать: она все продумала, — сказал Бэйли позже, когда мы легли спать. — Но у нее в Нью-Йорке нет ни одного знакомого человека! Что же мне делать, если мне позвонят из какой-нибудь больницы и скажут, что она госпитализирована? Я и так уже столько раз за последние месяцы отказывался от работы, чтобы быть здесь, рядом с ней. Не смогу же я мотаться туда-сюда через Атлантику. Как думаешь, мне не стоит уговорить ее остаться?
— Нет, я так не думаю, — медленно выговорила я. — Думаю, она права. Ей нужно встряхнуться. И впечатление такое, что ее состояние намного улучшилось. Думаю, мы должны ей поверить.
Я действительно гордилась Гретхен. Она так терпеливо и долго шла к своему нынешнему состоянию. И еще — мне было грустно расставаться с подругой именно сейчас, когда ей стало лучше. Но с другой стороны, последние два месяца мне дались нелегко, и мне нужно было отдохнуть от Гретхен.
— Пожалуй, это для нее будет просто великолепно, — сказала я. — Нью-Йорк! Как здорово!
До сих пор у меня в голове не укладывается, как я могла быть настолько глупа.
Глава 21
Через некоторое время Бэйли находит меня в больничной часовне.
— Пожалуйста, больше так не убегай, — говорит он. — Ты меня жутко напугала. И вообще, что ты здесь делаешь?
Вопрос в самую точку. В часовне холодно, пахнет затхлостью, и кажется, будто сами стены пропитаны отчаянными молитвами. Трудно представить, что в этом помещении может находиться что-то хорошее, не считая людей, надеющихся на чудо или пытающихся найти утешение в привычной вере. Маленькое пластмассовое распятие стоит на столике, рядом с ним — толстая книга и ручка. Что-то вроде религиозной книги жалоб и предложений. «Молитесь за упокой души Мэри Маккарти», «Пожалуйста, пусть мой папа поправится». По здесь хотя бы нет врачей и пронырливых медсестер.
— Похоже, я прошел мимо одного и того же мужчины в халате три раза, — доверительно сообщает мне Бэйли. — Будто оказался на медицинской лестнице Эшера
[53]. — Он разворачивает стул, стоящий позади меня, и садится на него верхом. Потом обвивает руками мои плечи. — Не плачь, — говорит он и целует меня в затылок.
А мне из-за этого хочется плакать еще сильнее.
— Как ты узнал, что меня надо искать здесь?
— Я не знал, — признается Бэйли. — Том предположил, что ты можешь быть тут.
О.
Он заглядывает через мое плечо.
— Ты читаешь Библию?
Он протягивает руку, не дав мне закрыть книгу, и берет ее у меня.
— «Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз»
[54], — читает Бэйли вслух. — Гм, — задумчиво произносит он. — Семьдесят семь. Это чертовски много.
