Дело касалось поистине в высшей степени важных свидетельств, касавшихся намерений русских после победы в войне. К 1944 году накопилось немало материалов из самых разных британских разведывательных источников, свидетельствовавших о том, что Советский Союз готовится захватить как можно большую часть Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европы, невзирая на договоренности с союзниками. Более того, сведения показывали, что Кремль решил навсегда насадить на этой территории с помощью Красной армии марионеточные коммунистические режимы, независимо от последствий для отношений с Западом. Был подготовлен документ для передачи премьер-министру, в котором излагались эти позиции и факты в подтверждение их. Но дальше кабинета Филби документ не прошел. Снова используя свое знание менталитета чиновников и бюрократической машины Уайтхолла, Филби отнюдь не стал принижать значимость документа, но сказал, что он заслуживает более пристального внимания. Настолько пристального, что он предложил собрать дополнительные сведения в нескольких ключевых регионах, чтобы затем уж с полной уверенностью доложить расширенный и дополненный документ политическому руководству. Этот трюк принес свои плоды. Документ, который всплыл на поверхность только спустя двадцать лет, так и не дошел до премьер-министра.
Однако 1943–44 годы были периодом, когда Черчилль, чувствуя именно такую угрозу, убеждал президента Рузвельта быть менее покладистым со Сталиным и выступал за высадку союзных войск на «мягком подбрюшье» оккупированной Европы (на Балканах. – Примеч. перев.) и устремиться к Вене, Будапешту и Праге раньше Красной армии. Видимо, ничто не могло уже вселить здравый смысл в больной мозг президента и сбалансировать союзническую стратегию на заключительном этапе войны. Но определенно британский премьер-министр смог бы представить свою позицию более убедительно, имей он на руках такой документ собственной разведки. Бывшие коллеги Филби утверждают, что, преградив путь этому документу, Филби нанес самый страшный единичный удар по Западу. Неудивительно, что ему не разрешили похвастаться этим. Это разоблачило бы неприкрытые империалистические планы Советского Союза.
Квинтет
Предисловие
Десятилетие, прошедшее после драматического побега Гузенко в Оттаве и трагической попытки Волкова в Стамбуле, представляет собой контрастную картину отлива и бурного прилива. В течение девяти лет после этих двух случаев список беглецов оставался почти пустым. Только два советских малоценных (для западных спецслужб) офицера разведки совершили побег в это время (Анатолий Грановский из МГБ прибыл в 1946 году в США из Швеции, и ещё один из МГБ Борис Иванович Бакланов – бежал в Соединенное Королевство из Австрии в 1947 году). И вот зимой 1954 года случилось беспрецедентное – в течение трех месяцев сразу пятеро в разных концах мира совершили переход границы.
В последующих главах все они будут представлены по отдельности. Однако полезно сделать краткое вступление и отметить, не упоминая здесь имен, чего между членами этого квинтета 1954 года было общего и что их различало. Все они, вначале на закрытых допросах, а затем и для прессы, говорили, что причиной их бегства было разочарование в советском коммунизме. Нельзя сказать, что это была дань пропаганде времен холодной войны и что этих заявлений ожидали от них хозяева. Разочарование (разной степени интенсивности), безусловно, сыграло свою роль в решении каждого. Это разочарование носило и материальную, и духовную окраску. Не только личные свободы манили их, но и тот высокий уровень жизни, который они почувствовали на своей работе за рубежом. Только в одном из пяти случаев отвращение к работе было доминирующей силой – но тому человеку предстояло заниматься действительно куда более грязной работой, чем другим.
Семейные отношения играли разную роль. Одному перебежчику удалось, хотя и с большими трудностями, убедить жену последовать его примеру. Другой откровенно говорил, что почти ненавидит жену, которая отказалась поехать с ним за границу, и больше не хочет видеть её. Третий, оставивший жену и маленькую дочь, признался, что его брак разваливается. А вот один из этой колоды, тот самый, которого именно совесть заставила сделать выбор, постарался горы сдвинуть, чтобы перетащить любимую жену и ребенка на Запад, но его старания оказались напрасными.
Никого из пятерки не подкупали, чтобы он совершил побег. Никто из них (вопреки утверждениям коммунистов) не совершал уголовного преступления и не прихватывал с собой кассу. И все пятеро были в добром здравии, телесном и душевном.
Самым важным элементом, объединявшим всех пятерых, было время, которое они выбрали для побега. Это были первые месяцы 1954 года. Перед этим, 23 декабря 1953 года, в Москве официально объявили, что глава сталинской тайной полиции Лаврентий Берия, под началом которого они служили, и ряд его высокопоставленных подручных были казнены за измену. Это событие произошло на пике чисток, которые шли в спецслужбах в течение девяти месяцев после смерти Сталина в марте 1953 года. Даже те из пятерки, которые не боялись быть арестованными по возвращении домой, опасались за дальнейшую перспективу. Издалека Москва казалась погруженной в грозный хаос. Трудно было поручиться за собственную карьеру, жизнь или свободу, причем даже членам коммунистической элиты. Самый мощный фактор, который объединял всю эту пятерку, был обыкновенный инстинкт самосохранения, пробужденный у кого беспокойством, а у кого и полной паникой.
Токио
29 января 1954 года в западной прессе начали появляться сообщения о том, что исчез 2-й секретарь советской миссии в Токио. Одной из первых оказалась лондонская «Таймс». Газета неправильно подала имя этого человека («Растзоров»), но правильно сообщила, что советские представители обратились к японской полиции с просьбой помочь разыскать человека, который, по утверждениям русских, «начал страдать душевным расстройством». В начале февраля продолжала коверкать его имя (новая версия была «Растоворов»), но история стала обрастать мясом. С. И. Рунов, представитель советской миссии, открыто обвинял «американские шпионские органы» в похищении коллеги «с целью устроить провокацию против Советского Союза». Западные газеты начали писать, что в Токио «множатся слухи», будто советский сотрудник попросил политического убежища в Соединенных Штатах и уже может находиться на Окинаве, главной американской военной базе на Тихом океане, в семистах милях к югу от японской столицы. Другие источники добавляли, что это «34-летний сотрудник советской миссии, отличный теннисист» и что он исчез накануне отъезда в Москву, к чему, по утверждениям русских, он очень стремился.
Правительство США некоторое время придерживалось уклончивой позиции (президент Эйзенхауэр 3 февраля сказал, что у него нет никаких сведений по этому вопросу, но он надеется получить должную информацию). А 5 февраля американца заявили во всеуслышание, что этот таинственный человек действительно находится у них и что более того – он является «главным агентом по шпионажу в Японии», а потому его бегство является большим американским триумфом. Один американский источник сравнил даже с историческими победами во Второй мировой войне: «В разведке это эквивалентно Мидуэю
[32] или Нормандии».
