После операции оба вернулись в отряд, и Хохлов участвовал в партизанских операциях, иногда снова надевая свою офицерскую форму, до февраля 1944 года, когда вдруг получил приказ из Москвы с группой в сорок человек совершить бросок к озеру Нароч в Литве. Путь в несколько сот километров пролегал по оккупированным местам, этот полный опасностей бросок занял шесть недель. Там он снова участвовал в боевых операциях, а летом 1944 года снова вернулся в Минск, но уже освобожденный наступавшими советскими войсками. Здесь в присутствии партизанского отряда ему была вручена высшая партизанская награда.
С сентября 1944 по март 1945 года, во время триумфального наступления советских войск, Хохлов был не у дел. Он сидел дома, в московской квартире матери, получал свои 1500 рублей в месяц и ждал новых приказаний. От Маклярского, своего непосредственного начальника, он узнал, что теперь он проходит по разряду «только для заданий за рубежом». От своего начальника он как-то узнал, что его отец, который с 1917 года был в революции, погиб в штрафбате, куда попал за неосторожные слова насчет того, во что превратился советский строй. Хотя Хохлов был разлучен с отцом с самого детства, он никогда не терял уважения к героям-ветеранам Первой мировой. Это открытие не прибавило у него любви к режиму, которому он должен был служить и в послевоенное время. А его первое послевоенное задание ещё менее добавило ему энтузиазма.
20 марта 1945 года он прилетел на военном самолете из Москвы в Бухарест. Летел он в форме майора Советской армии, а на земле превратился в Станислава Левандовского, польского гражданина, родившегося во Львове 7 июня 1923 года. У него был соответствующий паспорт, он выучил несколько фраз для поддержания легенды. Ему придется просидеть в этом городе четыре года – четыре года безделья и тоски. Он представления не имел, зачем его туда перебросили (по одной из версий, его упрятали в Бухарест, чтобы в Москве его не умыкнули в другую спецслужбу). Румыны дали ему «крышу», пристроив в магазин радио– и электротоваров, и поселили в гостиницу. Там у него, не привыкшего обходиться без женской ласки, сразу же начался роман с 22-летней Эмилией, работавшей в гостинице. Год они жили вместе в его номере, а 13 апреля 1946 года поженились.
Связаться с Москвой тогда для него было почти невозможно. С июня 1945 до марта 1946 у него вообще не было никакого контакта с Москвой. В отчаянии он пошел на необдуманный шаг и написал письмо в НКВД по адресу улица Дзержинского, 2, комната 736 (секретариат) – в двух экземплярах. Один он опустил в почтовый ящик советской военной миссии в Бухаресте, другое передал часовому у входа в одно из советских воинских учреждений. Высокий чин из Москвы сделал ему в Бухаресте нагоняй и за женитьбу, и за нарушение конспирации. Но насчет планов на будущее ему так ничего и не сказали, разве что были кое-какие намеки на работу в Италии, Франции, но, скорее всего, в Австрии. Благодаря приторговыванию из-под полы у Хохлова был неплохой доход, и жил он довольно-таки припеваючи. А тем временем в Румынии была ликвидирована монархия, начали преследовать некоммунистов, страна превращалась в полицейское государство. Но в это время личная неопределенность довлела над идеологическими сомнениями.
Наконец, в октябре 1949 года ему было сказано, что он может вернуться в Москву. Причиной, скорее всего, было письмо, направленное, на сей раз по надлежащим каналам, начальнику отдела, в котором он просил об отставке «с целью продолжения образования». Получив зеленый свет в Москву, он в самой безжалостной форме свернул свои личные дела в Бухаресте (об этом он мало говорил в прессе). Бедной Эмилии он заявил, что был неверен ей, что собирается на Запад, но без нее, и посему нужно разводиться. И через полмесяца он исчез навсегда. Нет письменных свидетельств того, что развод имел место. У Эмилии осталась квартира и 100 000 лей отступных от НКВД через румын…
В Москве Хохлов продолжал настаивать на отставке, но начальство, вплоть до Судоплатова, продолжало дурачить его отговорками. Но осенью случилось событие, ускорившее и углубившее его желание порвать с организацией. 13 ноября 1949 год он зашел к школьной подруге Янине Тимашкевич. К концу года они стали жить вместе как муж и жена, а через два года его начальство позволило ему вступить с ней в официальный брак.
Она оказывала на Хохлова сильное влияние и убеждала его уйти со службы. Сама она была инженером-конструктором, получала неплохую зарплату и к тому же была глубоко религиозной женщиной, Крестилась она по униатской вере, а когда эту религию задавили в Советском Союзе, нашла прибежище в русской православной церкви, которую даже Сталин не решился запретить. В школе ей как-то удалось миновать вступления в комсомол. Можно представить себе её ужас, когда она узнала, где работает её муж.
А пока что нелегкое сосуществование Хохлова с его хозяевами продолжалось. Они позволили ему «продолжить образование», направив его на работу в московский НИИ, а затем на филфак МГУ. Но ему было ясно, что всё это – вид особого отпуска и что он по-прежнему числится в кадрах госбезопасности и его могут в любой момент отозвать из этого отпуска.
В первый раз это случилось в марте 1951 года, когда его вызвал генерал Судоплатов и сказал, что ему предстоит рекогносцировочная поездка по Европе с австрийским паспортом с целью установить, легко ли с этим паспортом пересекать границы и открывать счета в банке. Это было приятное задание, тем более что он получил на расходы кругленькую сумму в четыре тысячи долларов. Ему дали очередное новое имя: Йозеф Хофбауэр, родившийся в Санкт-Пёльтене, Нижняя Австрия, 31 декабря 1925 года. Хотя Йозефа Хофбауэра никогда не существовало, паспорт был настоящий, зарегистрированный по всем правилам, к нему прилагалась ещё гора нужных документов. Санкт-Пёльтен находился в советской зоне оккупации Австрии, но один архив был не во власти русских – церковный. Но можно было послать агента, который вырвал бы последнюю страницу в книге записей санкт-пёльтенского прихода за 1925 год. В общем, легенда была солидная. В Москве его проинструктировал подполковник Сергей Львович Окунь, в ведении которого находились операции МГБ в Австрии. Их пути уже пересекались в Австрии; им предстояло пересечься ещё раз.
Задание, как и ожидал Хохлов, оказалось безопасным и приятным. С апреля по август 1951 года «Йозеф Хофбауэр» поездил по Швейцарии, Франции, Дании, Бельгии и Голландии, открывая банковские счета и коллекционируя визы. Неприятность приключилась в конце, когда в нем взыграл бывший артист и он, возвращаясь из Швейцарии в Австрию, пытался провезти через таможню Фельдкирха дорогой аккордеон «Хонер». Его оштрафовали на 4500 шиллингов, которых у него не было. Он съездил в Вену, где ему дал деньги Окунь, но все равно после этого полиция Фельдкирха отобрала у него паспорт. На возвращение паспорта потребовалось время и деньги – на взятки. Когда он аж 21 сентября вернулся в Москву, то, несмотря на конец задания, скомканный из-за его жадности и некомпетентности, ему дали месячный отпуск, и он уехал с Яниной в Гагры.
В марте 1952 года произошел первый кризис. Он получил новое задание, не похожее на предыдущий развлекательный тур. Его снова поставили на тропу убийств. По швейцарским документам он должен был ехать в Париж, а там ему советский агент должен был бы указать цель – деятеля русской эмиграции. Хохлов должен был применить паркеровскую авторучку, которую он же привез из-за границы, переделанную в мини-пистолет.
