Отбросив в сторону непостижимость того, чтобы Кремль решил убить в то время лидера западного мира, даже если бы он решился на это, КГБ ни за что не поручил бы такую работу Освальду, который за время пребывания в Советском Союзе показал себя личностью импульсивной, неустойчивой и ненадежной.
Но кажется и невозможным, чтобы режим каким-то образом не использовал Освальда, а КГБ не оказал ему особого внимания. Ему дали вид на жительство, деньги, «квартиру-мечту», не помешали жениться на дочери полковника милиции и, самое интересное, никоим образом не помешали возвращению в Соединенные Штаты, и вместе с семьей. А это противоречит утверждению Носенко о том, что КГБ «чист» в деле Освальда и никогда «активно» не занимался им. Поскольку подтверждений словам Носенко не было, допросы его длились не месяцы, а годы. На него напустился и Голицын, который утверждал, что Носенко прислан Кремлем, чтобы дискредитировать его, Голицына. Об этом он говорил и в офисе Энглтона. Того, учитывая его мрачную философию, не пришлось долго убеждать. Голицын пролил на Носенко весь свой яд, и это его заслуга, что ЦРУ держало Носенко 1277 дней, причем 292 дня из них его допрашивали, временами при строгих условиях содержания. Лишь в октябре 1967 года Носенко дали «повышенную степень свободы и независимости».
Однако противоречия в его показаниях долго не давали покоя спецслужбам. В частности, удивлялись тому, что в КГБ не допросили Освальда по поводу его службы в морской пехоте – элитном роде войск – и его службе на аэродроме, который обслуживал самолеты У2. Заместитель директора ЦРУ Дик Хелмс, человек осмотрительный, спустя несколько лет сказал по поводу показаний Носенко об отношениях между КГБ и Освальдом, что он не знает, «как освободиться от этой кости в горле». Помогло время. Показания последующих беглецов не противоречили показаниям Носенко. Так что за недоказанностью противоположного показания Носенко остаются неоспоримыми. Правда же в том, что правды мы никогда не узнаем.
С Носенко в апреле 1969 года были сняты все подозрения, и ему начали платить деньги как советнику ЦРУ, временами с доплатами, хотя многие противники Носенко говорили, что ЦРУ зря приняло на службу этого противоречивого человека. Многим сотрудникам ЦРУ из числа старой гвардии эта «кость в горле» будет мешать до конца их дней.
Колесо крутится
Плюс и минусы
Переходя к 70-м и 80-м годам, мы должны сказать, что это были годы хорошего урожая для западных спецслужб, причем хорошего не по количеству, а по качеству. Отсчет начинается с любопытного, но важного плюса и нескольких равно любопытных, но относительно незначительных дел, которые и с плюсами, и с минусами.
Плюсом был Олег Лялин из состава огромного советского торгового представительства в Лондоне. У него не было диппаспорта, и это создало ему проблемы, когда на рассвете 31 августа 1971 года рано утром его машину, управляемую явно нетвердой рукой, остановила полиция. Водитель был пьян. Он назвал свое имя и официальный статус, но отказался пройти проверку на дыхательной трубке или анализ крови или мочи в местном отделении полиции. Он нарушил предписания закона, отказавшись пройти проверки, и утром предстал перед судьей, после чего был отпущен под залог в 50 фунтов, который внес сотрудник советского посольства Александр Абрамов, тоже, как и Лялин, из КГБ. Перед Лялиным стояла перспектива открытого суда и краткого срока тюремного заключения. Лялина нужно было высылать из страны.
Но это не входило ни в советские планы, ни в планы британской контрразведки Ми5 – правда, по другим причинам. Все дело в том, что ещё в феврале 1971 года Лялин был завербован ею в основном на почве бурного любовного романа со своей секретаршей, некой Ириной Тепляковой. Первым требованием в обмен на сотрудничество было предоставление надежного убежища в качестве любовного гнездышка для обоих, и это требование в конце концов было удовлетворено. Оба состояли в браке, но их супруги жили в Советском Союзе. Наступило время для обеих сторон этой сделки действовать, и Лялин официально стал беглецом.
Значение Лялина было и недооценено, и переоценено. Олег Лялин был определенной исторической вехой, так как явился первым послевоенным сотрудником советской разведки, оставшемся в Британии, первой вербовкой Ми5, в отличие от Ми6.
Один аспект его профессиональной деятельности также недооценили. В его задачу входило определение целей для террористических ударов по Британии изнутри в случае войны. Один из проектов, над которым он работал, был направлен на создание затруднений в работе железнодорожной системы. Другой предусматривал разбрасывание малюсеньких шариков с нервно-паралитическим газом в коридорах и под коврами британского МИДа, которые лопались бы под ногами и выводили бы из строя дипломатов.
В таком качестве Лялин работал на отдел «В» (саботаж, убийства в военное время). После бегства Лялина отдел был ликвидирован. Вновь ожил он через несколько лет в виде Восьмого отдела в управлении, занимавшегося нелегальной разведкой. Так что кратко – и среднесрочный ущерб операциям КГБ был нанесен чувствительный.
С другой стороны, хотя Лялин назвал и десятки имен, было бы неверно считать его единственной причиной массовой высылки в сентябре этого же года 90 советских сотрудников из Великобритании (и запрет на возвращение в страну 15 других, которые находились за пределами страны).
Лялин раскрыл несколько агентов. Любопытно дело агента Абдулкадера, выходца из Малайзии, который работал в департаменте выдачи автомобильных номеров при Большом совете Лондона, через которого проходили специальные списки номеров, принадлежавших спецслужбам. Абдулкадер был осужден 8 февраля 1972 года сроком на три года. А за два месяца до этого были осуждены соответственно на четыре и пять лет тюрьмы два других агента на связи у Лялина – греки-киприоты Константинос Мартиану и Кириакос Кости.
Однако последовавшая за его бегством массовая высылка – это не только результат его бегства. Род деятельности большинства из списка в 115 человек – по одной из оценок, 80 процентов – был известен британским властям и без помощи Лялина. Но если он и не был причиной, то предлогом для самой массовой в истории разведок высылки. Более поздние перебежчики показали, что она явилась ударом приливной волны по Центру.
Переиграли с его обвинениями в просоветских симпатиях в окружении Вильсона и связанных с этим опасных просчетах в вопросах безопасности, о чем десять лет говорила Кассандра в лице Голицына. И вот в начале 70-х Лялин снова вернул к жизни этот дух, когда ещё действовал как «агент на месте». Хотя и не столь голословный, как Голицын, он дал только одну «наводку»: его коллега-литовец Ричардас Вайгаскус, также работавший «под крышей» торгпредства, был на связи с богатым британским производителем плащей Иозефом Каганом, также выходцем из Литвы, а Каган, в свою очередь, был другом и спонсором Гарольда Вильсона. В 1972 году Вильсон, будучи в оппозиции, сам попросил, чтобы его допросили в Ми5 по поводу всех обвинений. После того как ему ничего не предъявили по существу, он поблагодарил сотрудника контрразведки и сообщил ему, что Каган, его чисто светский знакомый, не получал сколько-нибудь важных документов. Отношений с Каганом Вильсон не прекратил, но это оказался не очень удачный друг для него: позже он был осужден за воровство. Позже, когда Вильсон пришел к власти, поговаривали, что некоторым министрам не показывали особенно важных документов. Но это уже другая история, в которую Лялин ничего не привнес, кроме специфической атмосферы.
