Наверняка ушла страсть, быть может, даже привязанность, но не любовь. И не благодарность. То, что она дала мне, было гораздо больше, чем я того стоил. Мы любили друг друга еще со студенческой скамьи. Она была единственной девушкой курса, которая обратила на меня внимание как на парня, а не как на сокурсника. И по странной иронии моей судьбы, Ана несомненно была одной из самых красивых девушек университета. Ана! Ее хорошее отношение означало, что мир не так жесток, каким я его себе представлял. Что жизнь имеет смысл. Ее прекрасная улыбка развеивала тысячи безобразных гримас вампиров. Самая красивая и достойная девушка курса обратила внимание именно на меня – самого презираемого студента. А меня все именно презирали, считали чокнутым и страшным брюзгой. Впрочем, наверное, так оно и было. Наши отношения с Аной развивались медленно, но уверенно. Наконец, мы даже поселились вместе и хотели пожениться. Но прожили мы так недолго.
Я часто думал, что бы было, если б она не оставила меня тогда? Могли бы мы быть счастливы? Наверное, все-таки нет. Постоянное психологическое напряжение давало о себе знать. Это незримое проклятье, как венец безбрачия, не оставило бы нам места для любви. Сердца бы постепенно заполнились злобой и раздражением. Но Ана этого не хотела. Она оставила меня, когда почувствовала, что с нами произойдет, что должно произойти; она ушла, когда мы еще любили друг друга. Она бросила меня, чтобы сохранить пусть не любовь, но хотя бы воспоминание о ней. И прежде всего это касалось меня – годы, проведенные с ней, были не совсем счастливыми, но самыми радостными годами моей жизни. И, вспоминая Ану, я всегда видел ее чистой и свежей, как бутон свежей розы, без мрачного облака раздражения и взаимных обид, в которые так часто погрязают расставшиеся любовники.
Только одно мне было непонятно – через полгода, как Ана ушла от меня, она вышла замуж за Бориса Карича, сына известного партийного деятеля. Сейчас Борис один из самых богатых людей Югославии. Ее поступок был для меня всегда непонятным – ведь она презирала Карича!
Сама Ана позвонила мне всего один раз, после того как мы расстались. Она сообщила мне тогда, что выходит за Бориса. Я знал его – он был этаким предводителем своего курса факультета философии. Его родной дядя заведовал кафедрой научного коммунизма, и Борис всегда носил добротную и красивую итальянскую одежду – это единственное, что я о нем помнил. Она сказала мне, что нашла свою судьбу и чтобы я не думал о ней плохо. Также она убедительно просила меня никогда не звонить ей, и мне пришлось пообещать Ане, что я никогда ее не побеспокою. Она сказала, что так будет лучше для нее.
И вот – через столько лет она сама позвонила мне. Она не забыла меня, это было волнующе и приятно. Вновь услышав ее голос, я как будто очутился в прошлом. Вот только почему она звонила мне сейчас?
Обаяние ее голоса затмевало в моем сознании суть произнесенного ею. Я постоянно переспрашивал, но постепенно стал понимать, почему она позвонила мне. Смысл ее слов наполнил меня удивлением: она просила меня приехать в их загородный особняк. Она просила меня помочь Борису! Детали обещала рассказать при личной встрече. Она просила меня приехать немедленно.
Я стал быстро собираться. «Немедленно!» – Я поднял вверх палец, будто вспоминал что-то. Значит, мне нужно поймать такси. Я еще раз рассмотрел накарябанный мною на скорую руку адрес их дома, запомнил его и положил бумажку в карман. Еще раз с удовлетворением отметил, что мое зрение совершенно исправилось. Хоть какая-то польза от этого Корвина! Я вспомнил, как на презрительном, надменном лице термовампира исчезла холодная маска аристократизма и проявилась озадаченность, когда монах Никодим пригрозил захоронить его рядом с безродной нечистью.
Выйдя на улицу, я стал искать глазами такси. Увидев старушку, продающую цветы, хотел было подойти к ней и справиться о цене. Это желание шло прямо из сердца, но строгий цензор ума сразу же заметил, что негоже дарить цветы замужней женщине. Тем более что она была чем-то сильно взволнована. Что бы там ни было, я еду сейчас отнюдь не на романтическое свидание.
Такси довезло меня до особняка Каричей за полчаса. Я зашел в близлежащее кафе и попросил дозволения позвонить. Набрав номер, вновь с замиранием сердца услышал ее голос. Ана сказала, что сейчас выйдет из дома и встретит меня. Я подошел к воротам особняка. Словно где-то высоко в небе прозвучала короткая, всего в две ноты, протяжная и светлая музыкальная фраза – «А-а-а-н-а-а!», когда я увидел, как из двери большого трехэтажного дома вышла женщина – платиновая блондинка. Я сразу же узнал Ану, она оставалась той же, только, конечно, сейчас в ней присутствовала зрелость сложившейся и родившей детей женщины. Я слышал, что у них с Борисом было двое девочек, семья жила счастливо. Было ли это так на самом деле, сказать трудно. Некоторые семьи хранят свои тайны крепче, чем банковские сейфы ассигнации. Во всяком случае, я никогда ничего не слышал о каких-либо скандалах в их семье. Хотя я иногда и хотел, каюсь, услышать, что у нее не так уж все и ладно с этим Борисом Каричем.
У железных ворот дома был даже привратник, который открыл мне дверь. Он так походил на того швейцара в ливрее, работающего в «Москве», как будто это был его брат-близнец. Ана встретила меня, улыбаясь, как будто мы не ссорились, но лишь разлучились на неделю. Она легко положила руки мне на плечи и чмокнула в щеку. Это был с ее стороны лишь светский жест вежливости, принятый в их кругу, но мне стало очень приятно. Я почувствовал, что покраснел. Она широко раскрыла глаза:
– Милан, ты остался таким же симпатичным! А где твои очки?
– Здравствуй, Ана.
Она внимательно посмотрела на меня и легким жестом руки, поправляющей прическу, сняла с себя эту маску радушия:
– Здравствуй, Милан. – Теперь под маской я действительно увидел Ану – она была взволнованна, хотя изо всех сил пыталась это скрыть. – Давай-ка уже зайдем. Я рада, что ты приехал.
Мы вошли в дом. В просторном холле сидел Борис – я сразу же узнал его, хотя он прикрывал лицо руками. Рядом стояла открытая бутылка раки и маленькая изящная рюмка. Борис как бы очнулся и посмотрел на меня осоловелыми глазами – он был пьян:
– О, Горич! Наш выдающийся историк! – Борис похлопал в ладоши и выразил клоунское удивление на раскрасневшемся лице. – Наконец-то вы посетили наше жилище. Жаль, что я не мог увидеть вас раньше. Ана так много о вас рассказывала. И только хорошее! – Тон Карича стал насмешливым. Он налил себе еще раки. – Присоединяйтесь, Горич. Давайте выпьем. Мне больше уже ничего не остается.
– Борис, прекрати! – Ана подошла к столу и, взяв бутылку, отнесла ее в бар. – Присаживайся, Милан. Не обращай на него внимания.
– Что, значит, не обращай внимания?! – Борис вытянул шею. Я уже обратил внимание – нет, не на его пьяный бред, а на то, что он до сих пор носил итальянскую одежду. – Я, кажется, еще здесь хозяин. Или ты думаешь, что со мной все?! Ты это хочешь сказать?!
Я решил вмешаться в разговор, чтобы не оказываться свидетелем семейной сцены:
– Простите, Борис, может быть вы мне объясните: в чем дело? Зачем я вам нужен?
