– Не за что… Обычное дело для спецназа ГРУ. Не забудьте, командующий будет ждать вас через три дня в расположении десятой бригады. Вы знаете, где она базируется. Преодолеть вам за три дня требуется около семисот километров. Чуть-чуть больше, чем семьсот. Уложитесь по времени?
– Уложимся, товарищ подполковник, не переживайте…
– По моим прикидкам, даже намного раньше там будем, – гарантировал старший лейтенант Логунов.
– Раньше тоже не надо бы… Кроме подполковника Оглоблина, никто вас там встретить не сможет. Лучше переждать и попасть ко времени, чтобы всем про наши дела не рассказывать. Да и командующего так подставить можно.
Подполковник на прощание пожал нам поочередно руки и подтолкнул к двери, направляя на выход. Мы вышли и сразу направились в сторону КПП, где стояли три боевые машины пехоты и грузовик. Два лейтенанта, не задавая вопросов, сразу распорядились, чтобы все солдаты забрались на броню. Для единообразия это было выполнено на всех трех БМП. Мы со старшими лейтенантами разместились в десантном отделении БМП, что стояла ближе других к воротам, но, когда поехали, я не мог бы точно утверждать, что едем мы в головной машине, потому что до того, как мы тронулись, я слышал звук двигателей и лязганье гусениц. Этот звук, конечно, мог раздаваться и сзади нас. Когда открыты все люки, непонятно, откуда доносится звук. Впрочем, это не имело принципиального значения. Мы поехали навстречу новым испытаниям, и это был факт, не подлежащий сомнению…
Глава шестая
Кто ездил в боевой машине пехоты, тот хорошо знает, что этот вид армейской техники не располагает ко сну, разве что если человек страдает от хронического недосыпания и готов уснуть стоя, а уж если присядет, то глаза закрываются сами собой даже при самой важной встрече. Кого-то особо сонливого может укачать даже в бронетранспортере, у которого ход намного тише и плавнее, но я не слышал, чтобы кто-то засыпал в БМП. Тем более мы, которые после бессонной первой половины ночи поспали почти три часа, то есть лишь час не дотянули до обычной спецназовской нормы. Но и трехчасовой сон для офицеров спецназа – дело привычное.
Я слышал, что раньше, еще в советские времена, во время рейдов по глубоким тылам противника, когда спецназ ГРУ присутствовал во многих горячих точках мира, спецназовцы сорок пять минут шли, потом пятнадцать минут спали. И такой рваный ритм соблюдали в течение многих дней. В день подразделение находилось в марше по шестнадцать-восемнадцать часов. Таким образом получалось, что на сон в сутки уходило от четырех до шести с половиной часов. Остальное время отводилось не на отдых, а на завтрак, обед и ужин и на разведку местности. И при соблюдении такого ритма передвижения бойцы после сорока пяти минут хода не ворочались с боку на бок, а засыпали сразу.
Войти в такой ритм несложно, труднее выйти из него, когда подразделение возвращалось на базу, а организм, привычный к определенному расписанию, требовал движения перед отдыхом и без этого не мог нормально уснуть.
Вообще привычный жизненный ритм – это очень мощная вещь. Рассказывали мне про одного хронического алкоголика, который пил каждый день. Организм привык утром просыпаться с похмелья, и это было его естественным состоянием. И когда алкоголик вдруг резко бросил пить, он по утрам страдал от настоящего похмелья. Организм не привык просыпаться здоровым и потому сигнализировал неприятными ощущениями. И так длилось очень долго.
Можно, наверное, привыкнуть и к тряске и шуму БМП. К этому можно не привыкать механику-водителю за своим монитором управления. А остальные пусть привыкают, в этом нет ничего страшного. Ведь есть же прецедент, когда в Афганистане во времена войны солдаты спецназа ГРУ спали только в вертолетах, потому что другого времени на сон им не отводилось. Вернувшись с одного задания, они сразу вылетали на следующее. А вертолет немногим лучше боевой машины пехоты. И трясет там так же, и звуки он издает такие же.
Поехали мы с двумя взводами не моей роты. Тем не менее солдаты знали меня в лицо, обращались несколько раз по званию, но ни один из них не задал лишнего вопроса: куда и с какой целью мы направляемся. Так солдаты спецназа ГРУ приучены изначально. Они не только офицеров, они даже своего брата солдата не спросят о том, куда тот выезжал и как прошла операция. Говорят, эта привычка у солдат сохраняется на всю оставшуюся жизнь. Они не бывают излишне болтливыми или излишне любопытными.
Мы ехали спокойно, не гнали, а я жалел, что сразу не сообразил взять со склада сводного отряда еще хотя бы пару гранат для своего «Вампира». Это на случай встречи с новым вертолетом. Но при определенных обстоятельствах с вертолетом сможет справиться и бронебойный патрон снайперской винтовки старшего лейтенанта Логунова. И даже не только с вертолетом, может и что-то более серьезное подбить. Например, бронированную машину «Тигр», хотя в этом у меня уверенности не было.
Винтовку требовалось испытывать. Например, пулю, даже бронебойную, от снайперской винтовки Драгунова «Тигр» держал без проблем. Однако винтовка DXL-4 «Севастополь» и патрон имела более мощный, и калибр соответствующий. Сам ее патрон уже обещал многое. Я лично из подобного оружия не стрелял ни разу, хотя, думаю, при необходимости сумел бы такой винтовкой воспользоваться. Тем более что снайперский прицел мне знаком.
– Командир, – старший лейтенант Аграриев тронул меня за руку и кивнул в сторону механика-водителя. Тот показывал вперед, в свой монитор, мне невидимый. Разговаривать вне внутренней танковой системы связи было бессмысленно. Слышимость была нормальной, но только если говорить прямо в ухо, как только что сделал Аграриев. Я по времени уже понял, что мы прибываем на место своей первой пересадки – из БМП в кузов «дальнобойной» фуры. И потому кивнул механику-водителю. БМП стала притормаживать, а потом и вовсе остановилась. Я открыл заднюю дверцу десантного отделения и вышел. Фура стояла у обочины. Номер машины совпадал с тем, что назвал нам подполковник Желтонов.
– На выход! – дал я команду через плечо, обращаясь внутрь десантного отделения. Оттуда сначала подали мне мой гранатомет, потом выбрался старший лейтенант Логунов, получивший в руки кейс со своей винтовкой, последним к нам присоединился старший лейтенант Аграриев.
Стоящий впереди дальнобойщик шагнул ко мне, протянул руку, представился:
– Гази-Магомед…
– Виктор, – назвался я своим последним именем.
Выпрыгнул из кабины и поспешил к нам знакомиться и напарник Гази-Магомеда. Сразу протянул крепкую ладонь, в которой могли уместиться две мои:
– Садык.
Мои старшие лейтенанты представились так, как их звали по документам – Сергеем и Александром. Причем Аграриев намеренно громко называл свое имя, чтобы я не назвал его при посторонних Анатолием. Предосторожность была бы не лишней, если бы я страдал провалами памяти. Но я ими не страдал и знал, кого и как следует называть.
Садык принес с собой навигатор. Протянул мне.
– Точку высадки отметьте.
К нам приблизился старший лейтенант Логунов. Я показал ему навигатор. Сережа уверенно ткнул пальцем, на экране сразу же образовался сдвоенный круг с красной точкой посредине. Садык включил какую-то опцию, и от круга по нитке дороги пролегла линия. Это был наш путь. Причем Сережа Логунов правильно сориентировался и показал не точку вне дороги, где был спрятан автожир «Егерь», а точку на дороге неподалеку. То есть место, где нас необходимо было высадить, чтобы дальше мы прошли пешком одни. Идти от дороги было недалеко, не больше полутора километров.
