При всем моем уважении к автотранспорту, я ни разу в жизни не наблюдал, как большие машины ездят без одного заднего колеса. Хотя и слышал такие разговоры. Внедорожник газанул, сорвался с места, рассыпая останки разваленного колеса по дороге, и быстро скрылся за поворотом, прикрытым скалой. На автоматную очередь водитель отреагировал более адекватно, чем на мою поднятую руку и лежащего на обочине человека.
– Еще машина! – сказал Аграриев, но я уже и сам слышал тяжелый надсадный гул. Большая фура «Volvo» была, видимо, сильно перегружена и ехала медленно. Увидев мою поднятую руку и человека, лежащего на обочине, водитель-дальнобойщик сразу включил сигнал поворота и остановился.
– Братишка, у пилота вертолета, похоже, инфаркт случился. В ближайшую больницу его надо отправить…
– До больницы километров пятнадцать. С ним кто поедет? – уговаривать водителя не пришлось.
– Одного доставить не сможешь?
– Сейчас сменщика разбужу… Доставим…
В кабине было, видимо, и спальное место. Через минуту на дорогу выпрыгнул человек в спортивном костюме.
– Загрузить его помогите… – попросил сменный водитель. – Подавайте нам. Мы в кабине примем.
Уже через минуту подполковника Сокурова, пристегнутого ремнями безопасности, чтобы не падал, повезли в больницу. Мы со старшим лейтенантом остались ждать Сережу Логунова. Забрали из вертолета свои вещи и уселись неподалеку. Вскоре в небе раздался звук двигателя. Очень быстро для автожира, отметил я про себя. Самого «Егеря» видно еще не было. Хотя горы здесь и были невысокими, они все же часть горизонта скрывали. Но мне при этом показалось, что звук, идущий с неба, не слишком похож на звук двигателя «Егеря», хотя я тот звук и не слышал. И Аграриев, похоже, одновременно со мной подумал так же.
– Командир! Это боевой вертолет. Какой-то штурмовик. Нам бы лучше спрятаться…
– А кого нам бояться? – не понял я. – Почему мы должны бояться вертолетов? Это, скорее, помощь нам…
Но что-то во взгляде Анатолия было такое, что я молча согласился, взял свои рюкзаки и первым нырнул в расщелину между скал. И, едва за мной туда же успел нырнуть старший лейтенант Аграриев, вертолет показался из-за пригорка. Это был в самом деле боевой штурмовик «Ми-8».
– «Вампира» собери, командир, – зачем-то потребовал Аграриев.
– Вертолет армейский, пусть и не спецназ ГРУ. Зачем нам «Вампир»?
– Командир, – Анатолий опустил взгляд в землю. – Перед тем как ты приказал запросить Логунова, на меня вышла по связи полковник Самокатова.
– Так… Вот, значит, почему ты не сразу ответил… И что?
– Она приказала мне расстрелять тебя при первом же удобном случае. Я сказал, что приказ понял, хотя не сказал, что выполнять его не собираюсь. Полковник спросила, где мы находимся. Потом сама же сказала, что видит на мониторе… Она была уверена, что мы проведем успешную посадку. А теперь, думаю, прислала боевой вертолет, чтобы уничтожить нас обоих.
– Смысл? – сказал я. – Не вижу смысла…
Аграриев пожал плечами.
– Следы заметают. Генерал все-таки был ликвидирован, не какой-нибудь сержант…
– А тебе, чтобы выкрутиться, следует меня ликвидировать…
– Я же обещал за тебя молиться, – ответил Анатолий с укором.
Боевой вертолет тем временем совершил круг, рыская носом, как собака, потом вышел на боевое пикирование и несколькими выстрелами из НУРСов
[4] размозжил наш «Bell 407». Стрелял прицельно и выверенно. Увидев это, я стал торопливо собирать гранатомет. Аграриев готовился зарядить тубу, как и полагается второму номеру гранатометного расчета. Я обратил внимание, что это была тупорылая термобарическая граната
[5].
Вертолет между тем завершал уже второй круг над горящим «Bell 407», но любоваться плодом своей работы дальше, кажется, не собирался.
– Нас в тепловизор ищет.
– Сейчас найдет, – согласился я, устраивая тубу на камне-валуне и прижимаясь глазом к резиновому наглазнику прибора управления огнем.
Тепловизор штурмовика увидел нас, вертолет увеличил скорость, стремительно сближаясь и выходя на позицию для атаки НУРСами. Я заметил, как на подкрылках шевельнулись кассеты с ракетами, отыскивая цель по нашему тепловому свечению, хотя светились у нас только лица и руки – костюм «Ратник» свечение скрывал.
Я опередил вертолетчика, может быть, на мгновение и послал гранату навстречу летящей машине. Наверное, в вертолете было чему взрываться и помимо термобарической гранаты. Вспышка была яркой, грохот был жутким, а осколки винтокрылой машины полетели в разные стороны. Наверное, далеко полетели. Хотя это зависело от тяжести каждого отдельного осколка. Так, одна лопасть упала на скалы, за которыми мы прятались, то есть далеко улететь не смогла, хотя сама по себе не такая тяжелая, как кажется. Лопасть делается из специальной пропитанной лаком и клеем пленки, намотанной на каркас. Но удар лопасти оказался ощутимым даже для каменной скалы, с которой полетели в разные стороны обломки камня и каменная крошка. Полетели, в том числе и мне в лицо, из-за чего пришлось зажмуриться. Но глаза не пострадали, и это было главное.
Однажды в детстве я видел сон, в котором полностью ослеп. С тех пор слепота для меня казалась самым страшным злом, какое может со мной когда-либо произойти. Я даже подполковнику Халидову мысленно посочувствовал, когда узнал, что пуля вошла ему в глаз, сделав одноглазым. И вообще я боялся любой травмы глаза, кроме, естественно, синяка или рассечения брови, что со мной время от времени случалось на тренировках по рукопашному бою. Бывало, даже солдаты, с которыми я занимался, умудрялись поставить мне синяк. Особенно если они имели предварительную подготовку боксеров или рукопашников. А такие встречались в нашем деле, как я убедился, все чаще и чаще. Хотя лично я обычно предпочитал брать к себе сначала во взвод, а потом и в роту не рукопашников, а лыжников или бегунов-стайеров, которые умели терпеть, умели превозмогать собственное «нет сил» простым усилием воли, умели заставлять себя.
Рукопашному бою лично я могу обучить любого, кто имеет хотя бы мало-мальскую спортивную подготовку, исключая, наверное, настольный теннис и шахматы с шашками. А вот научить бойцов терпению намного сложнее. А современные сроки службы слишком коротки, чтобы проводить полноценное обучение. Мы успеваем обучить солдат-срочников только самым азам службы в спецназе, как им уже подходит время увольняться в запас.
Другое дело – контрактники. Эти проходят полноценное обучение. А солдаты срочной службы, если почуяли вкус к работе спецназа, с удовольствием остаются служить по контракту. Жалко бывает, что не все этот вкус получают. У многих есть в жизни собственные приоритеты, и они отдают предпочтение им. Особенно жалко, когда в запас уходит человек, в котором открывается большой потенциал. А такое случается часто. Но сами эти парни видят свой потенциал в другом, и часто они оказываются правы, становясь успешными специалистами в гражданской жизни. Но это их собственная жизнь, и командиру не стоит в эту жизнь вмешиваться.
