Ни один из двух наездников не обернулся. Мотоцикл съехал с пешеходной зоны и по проезжей части устремился вдаль.
Он быстро исчез в потоке машин.
И только в этот момент к Тане вернулись во всей полноте краски и звуки дня.
Солнце сияло над белым городом. По реке шла ленивая баржа. Велосипедист-мальчик остановился чуть поодаль и, раскрыв рот, смотрел на происшествие. Вяло тлели рассыпанные по бетону угли. Валера стоял в испачканном в пыли костюме и тяжело дышал.
К сидящему на бетоне шашлычнику подскочила жена.
– Сирелиз, инче пата хэль?! – прокричала она по-армянски.
– Индз вираворэльен,
[7]
– прохрипел ее муж. Его нога была залита кровью.
И тут все, что было вокруг Тани: река, солнце, дымок от углей и даже кровь на ноге шашлычника, и даже озабоченное лицо отчима, – показалось ей, только что избегнувшей неминуемой смерти, невыразимо прекрасным. Она улыбнулась. Видок у нее был сейчас, наверное, дикий: сидит на бетоне и улыбается. Однако чувство эйфории длилось не более полуминуты, вскоре оно стало стремительно исчезать, уступая место панике. И в голове почему-то шумело.
– Ты цела? – озабоченно спросил Валера, наклоняясь над ней.
– Да. Все в порядке. А ты? – через силу ответила Таня.
– Слава богу.
Он помог ей подняться.
– Пошли отсюда.
– Подожди. Вам нужна помощь? – обратилась она к раненому хозяину.
– Какая, слушай, от тебя помощь? – скривился тот, а его жена уже названивала по мобильному телефону: «Але, «Скорая»? Срочно приезжайте, у моего мужа огнестрельное ранение!»
– Вот вам за завтрак и за беспокойство, – Таня достала из портмоне все, что у нее с собой было: пятисотрублевую купюру и стодолларовую бумажку.
– Пошли, – отчим цепко схватил ее под руку.
– А мы не будем ждать милицию?
– Ни в коем случае.
Армянин так и не взял деньги, и тогда Таня разжала руку, и купюры мягко спланировали на бетон к его ногам.
– Пошевеливайся, Татьяна, – Валерий Петрович потащил ее за собой.
Откуда-то издалека, со стороны центральной площади, донесся прерывистый звук сирены. Он приближался.
– Бегом, – коротко приказал Ходасевич.
Они перебежали дорогу и по широким ступенькам стали подниматься к подножию сталинских домов, которыми была застроена набережная. Совсем рядом отсюда, в трех кварталах, находился Танин двор.
Когда они поднялись по ступенькам и готовы были нырнуть в подворотню, Татьяна обернулась и бросила сверху вниз прощальный взгляд на набережную.
Возле столиков уже собралось четверо-пятеро зевак. Они окружили раненого хозяина и склонившуюся над ним хозяйку. Мангал и стол, за которым только что сидели Таня с отчимом, по-прежнему валялись на боку. С подвыванием сирены у места происшествия остановилась машина. Это оказалась не «Скорая», а милицейский «газик». Из «газика» выскочили двое ментов с автоматами.
– Скорее! – прикрикнул на Татьяну Валера.
Она ступила вслед за ним в прохладную подворотню:
– Куда мы идем?
– Подальше отсюда.
– А потом?
– Пока не знаю, – после паузы ответил отчим сквозь зубы.
Они пересекли тихий двор и вышли на спокойную улицу Володарского. Мирно шелестели акации.
– Что это было, Валера?
– Ты что, не понимаешь? На тебя только что покушались. И чуть не убили.
– Меня? А может, тебя?
– Неважно. Может, нас обоих.
– Тогда что нам делать?
Отчим промолчал. Они шли по улицам, удаляясь от реки вверх.
– А здорово ты его! – вдруг нервно рассмеялась Таня. – Р-раз, и поразил копьем, как древний грек.
– Береги дыхание.
Татьяна хотела было сказать, что это ему, толстячку-старичку, надо беречь дыхание, а не ей, которая за два сета здорового мужика способна умотать, но, искоса глянув на посеревшее, озабоченное лицо Валеры, решила благоразумно сменить тему.
– Мы убегаем? Едем в аэропорт? Или на вокзал?
– Не уверен, что это хорошая идея.
– Постой, у тебя весь костюм в пыли.
– После, после, – проговорил отчим, начиная отряхивать светлые брючины на ходу. Таня, пожалуй, впервые видела его настолько растерянным.
– Может, тебе помогут твои товарищи? – предположила Таня.
– Какие еще товарищи?
– Ну, из комитета. То есть из местного управления ФСБ.
Они пересекли главную улицу Красных Партизан и шагали в сторону вокзала.
– Не думаю, – покачал головой Валера. Дыхание его прерывалось; лицо от волнения и физической нагрузки стало землистого цвета.
– Почему?
– Потому что потому.
– Слушай, прекрати «потомукать»! Я не девочка! Говори толком!
– Я не уверен, что в сложившейся ситуации могу им доверять.
И тут – как реакция на происшедшее и на Валерину растерянность – Татьяной по-настоящему овладела паника. «Боже, что же нам делать?! – подумала она. – Мы в чужом городе. И нет никого, кому мы можем доверять. Даже в ФСБ нельзя обратиться, а в милицию тем более. И любой встречный может оказаться наемным убийцей!»
И тут в сумочке у Тани зазвонил мобильный телефон. Она достала его. Номер на дисплее не определился, и Татьяна секунду помедлила: брать, не брать? Валера вполголоса сказал: «Не надо», – но она, из чувства противоречия – сколько можно ею командовать! – нажала на «прием».
– Татьяна? – раздался в трубке бархатный голос Глеба Захаровича Пастухова.
– Да, это я.
– Как вы относитесь к балету?
«Боже, о чем это он! Ее только что чуть не убили, а он – балет!»
– Честно говоря, мне сейчас совсем не до балета, – ответила она недипломатично, но по крайней мере откровенно.
– Что-нибудь случилось? – В голосе ГЗ послышалось искреннее участие.
– Случилось.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
Она решилась:
– Да, можете.
– Говорите, что я должен делать, – немедленно с готовностью откликнулся он.
– Нам с вами надо встретиться. Для начала.
Он тут же, без рассусоливаний, спросил:
– Говорите: где и когда?
Валера шел рядом, хмурился и неодобрительно покачивал головой.
– Там же, где мы встречались с вами вчера – у входа.
