– Во сколько?
Таня глянула на часы:
– Во столько же, как вчера, минус семь часов.
ГЗ если и удивился ее загадкам, то виду не подал.
– Понял вас, Татьяна. Я буду.
– Только, пожалуйста, приезжайте один. Без своей свиты.
– Как скажете.
Едва Таня нажала «отбой», как отчим отрывисто спросил ее:
– Кто это?
– Мой поклонник. Влиятельный в городе человек.
– Конкретней?
– Конкретней – мой главный заказчик, генеральный директор парфюмерной фабрики «Юлиана» Пастухов.
– Зачем тебе с ним встречаться?
– Чтобы попросить у него защиты.
– Ты хорошо с ним знакома?
– Виделись несколько раз.
– Он может оказаться кем угодно. В том числе тем, кто заказал покушение на тебя. По-моему, это очень неразумно.
– Да, я согласна! Неразумно. А что разумно? Бегать по улицам? Идти пешком в Москву?
Ее горячность произвела должное впечатление на Валеру. Во всяком случае, раньше она никогда себе не позволяла возражать ему. Тем более в таком жестком тоне. Тем более в тех вопросах, где он, а совсем не она, был докой.
Видя реакцию отчима, Таня продолжила наступление:
– Зачем ему меня заказывать? Потому что я его в теннис обыграла?
– А ты обыграла? – улыбнулся отчим, и Таня поняла, что Ходасевич идет на попятную.
– Значит, ты не возражаешь против нашей с ним встречи?
– Не возражаю. Если он действительно приедет один. Тем более что других вариантов у нас с тобой пока, кажется, не просматривается.
Глеб Захарович прибыл на встречу один. Он, как джентльмен, подкатил ко входу в спорткомплекс минута в минуту. Как договаривались: в час, то есть в двадцать (время вчерашней встречи) минус семь часов, Пастухов вышел из своего «Лексуса». Он сам сидел за рулем. Машины охраны поблизости не наблюдалось.
Таня пошла по направлению к ГЗ. Отчим наблюдал за свиданием издалека, сидя на лавочке. Все вокруг выглядело буднично, спокойно. Ничего подозрительного. Ходасевич оценил, какое удобное место Татьяна, пусть даже неосознанно, выбрала для конспиративной встречи: рядом парк, он уступами спускается вниз к реке и вскорости превращается в настоящий лес. А с противоположной стороны спорткомплекса – оживленные улицы, полные прохожих, машин и проходных дворов.
ГЗ, похоже, никто не пас и не сопровождал.
– Садитесь, – сказал Глеб Захарович, распахивая перед Татьяной дверцу.
– Нет, давайте лучше пройдемся, – ответила Таня, как научил ее полковник.
– Как скажете.
Глеб Захарович центральным ключом запер машину, и они не спеша пошли по парковой дорожке, удаляясь от открытых кортов, на которых шла вялая пенсионерская борьба. Валерий Петрович внимательно следил за парочкой.
– Глеб Захарович, нам нужна ваша помощь.
– Кому это «вам»? – поднял бровь Глеб Захарович.
– Мне и моему отчиму, Валерию Петровичу Ходасевичу.
– Что ж, мне будет приятно вам услужить, – галантно ответствовал ГЗ, даже не поинтересовавшись, в чем заключается дело.
Глава 8
Сумасшествие этого дня кончилось, едва Таня и отчим оказались на территории Глеба Захаровича. Стрельба, погоня, отчаянный страх остались где-то далеко, за забором, отделявшим владения парфюмерного магната от всей прочей жизни.
– У меня вам будет спокойно, – пообещал Глеб Захарович.
И не соврал – Татьяна даже физически стала ощущать, как нервы – напряженные, сжатые в беспокойный комочек, – в его доме успокаиваются. Что тому способствовало? Тихая, вышколенная прислуга? Дорогая великолепная мебель? Еле слышный Вивальди из размещенных под потолком колонок?
– Чувствуйте себя, как дома, – радушно предложил Глеб Захарович. И убыл на свой комбинат, на очередное и, как он сказал, неотложное совещание. А Таня с Валерием Петровичем взялись осваивать великолепный особняк. Они осмотрели свои комнаты, обставленные с нарочитой простотой настоящей роскоши. Валерий Петрович принял душ, а Таня – повалялась в джакузи. Потом настало время обеда, поданного на тончайших фарфоровых тарелках…
Поев, оба отправились на террасу, утонули в глубоких, усыпляющих креслах. В хрустальных бокалах вкусно шипел ледяной тоник с лимоном. Далеко внизу блестел в солнечных лучах полноводный Танаис – пароходики, буксирчики, мальчишки, атакующие тарзанку…
Валерий Петрович, кажется, наслаждался. А Таня потягивала тоник и чувствовала, что двух часов в «тихой гавани» Глеба Захаровича ей хватило. И к горлу противной волной подступает раздражение. Татьяну начинало бесить все – и вежливая прислуга, и элегантная простота линий дома, и то, насколько органично чувствовал себя внутри этой простоты ее хозяин, Глеб Захарович.
И вид с террасы – разумеется, на воду – тоже раздражал. «Архитектура немецкая, обстановка – хай-тек, а вид открывается на опостылевшую, очень русскую реку?» – злилась она. Костровчане, на Танин взгляд, вообще на этом своем Танаисе помешались. Глаза б ее на него не глядели, зато Валерий Петрович, неофит, посматривал на водную гладь с явным интересом.
– Красиво здесь, – похвалил он.
Глотнул тоника, аппетитно затянулся сигареткой, небрежно стряхнул пепел в пепельницу тяжелого серебра… Таня вдруг подумала: «А ведь Валерочка в этой обстановке не менее гармоничен, чем Глеб Захарович! И как у него только получается – курит вонючую «Стюардессу» барственно, будто настоящую «гавану»!»
– А лично я ничего красивого не вижу, – буркнула Таня. – По-моему, сплошная, нарочитая показуха.
Валерий Петрович не ответил. Прищурился на солнечные лучи, полюбовался, как тлеет сигаретный кончик, помолчал… И вдруг выдал:
– Я, кажется, понимаю…
И снова смолк.
– Что ты понимаешь? – настороженно поинтересовалась падчерица.
Она залпом допила ледяной тоник и теперь с трудом подавляла желание придвинуть к себе проклятую «Стюардессу» и тоже закурить.
– Боюсь, ты рассердишься, – вздохнул полковник.
– Я никогда на тебя не сержусь, – пожала плечами она. – Говори.
Ходасевич внимательно посмотрел на нее. И тихо произнес:
– По-моему, ты к этому Глебу Захаровичу неравнодушна. Поэтому тебя все в нем и возмущает. Женская защитная реакция.
– Какая глупость! – мгновенно отреагировала Татьяна.
И тут же поняла – она реагирует чуть быстрее, чем следовало бы. И немедленно бросилась спасать положение:
– Ну, мне он, конечно, нравится. На фоне прочих местных. К тому же он наш главный заказчик, а заказчика полагается любить… Но особняк у него – насквозь фальшивый. Ничего настоящего, от души, все – только напоказ: вот, мол, какой я крутой!
