– Спасибо, нет, – машинально отказалась Таня. Но потом вдруг подумала: «А почему, собственно, нет? Она сегодня – не за рулем, и рабочий день, когда формально спиртное вроде бы не положено, уже закончился. Да и организму полезно – пусть слегка расслабится, после всех сегодняшних сумасшествий…»
– Давай мы знаешь что? – предложила она бармену. – Давай с тобой вместе выпьем. Только не мартини, а чего-нибудь покрепче. Водки, например.
– Нам нельзя, – строго сказал бармен.
– Да ладно гнать! – фыркнула Таня. И добавила: – Я угощаю.
Манерничать дальше бармен не стал. Подмигнул ей и заявил:
– Ладно, уговорила. Только, раз взялась угощать – зачем этой пошлой водкой? Угощай коньяком.
Пока бармен разливал по фужерам «Мартель» (хорошо хоть здесь совсем уж дорогущего «Хеннесси» не оказалось), Татьяна украдкой огляделась. Действительно, все тихо, посетителей мало. За одним из столиков какой-то старикашка нагло обхаживает юное создание, чуть ли не школьницу, настойчиво заставляет пить шампанское залпом и теребит девчачью коленку. За другим столом компания усталых, задерганных начальниками клерков; они даже пиво пьют осторожно, словно боятся, что и здесь, в баре, их злой босс застигнет.
– Ну, твое здоровье! – Коньяку бармен плеснул щедро, граммов сто – что чиниться, коли все равно халява?
– И твое, – Таня ответила на тост и под его испытующим взглядом свой коньяк проглотила лихо, одним глотком.
– Сильно, – оценил тот и последовал ее примеру.
А Таня, пока он пил, вгляделась в его лицо и едва удержалась, чтобы не расхохотаться: действительно, никаких особых примет. Только прыщавый лоб и шалые, абсолютно без фокуса, глаза.
Бармен с шумом водрузил пустой бокал на стойку, подмигнул:
– Повторим?
– Повторим, – твердо ответила Татьяна. Ста граммами коньяка ее из седла не выбьешь.
Бармен потянулся наливать, но она его остановила:
– Потом повторим. Ты сначала отдай мне то, что Ленька в воскресенье оставил.
Она внимательно, как учил когда-то Валерочка, вглядывалась в лицо бармена. Фиксировала малейшую фальшь, или испуг, или тайный замысел.
Однако никаких тайных умыслов у бармена, похоже, не было.
– Ах да, конвертик, я и забыл… Сейчас найду.
Сунулся куда-то под стойку, покопался и вынырнул с обычным почтовым конвертом. Ровно из той же серии, что и тот, в котором Леня прислал в офис свое письмо. На этот раз в нем угадывалось что-то темное и, кажется, твердое. Никаких надписей на нем не имелось.
– Этот? – спросил бармен.
Никаких «наверное» он не дождется.
– Да, этот, – твердо сказала Таня.
Бармен протянул было послание ей, да задержал руку, будто надумал играть в «собачки».
– Ну? – строго произнесла Татьяна.
– Это… – замялся бармен. – Конвертик-то… он, как это говорится… поступил наложенным платежом. Словом, Ленька сказал, что ты заплатишь.
– Сколько?
Бармен вдруг фыркнул:
– Ишь, заволновалась… Давай, за двести «Мартеля» заплати – и он твой. Тыщу восемьсот.
– Вымогатель, – буркнула Татьяна и положила на стойку две тысячные купюры, предусмотрительно позаимствованные у Валерочки, – ведь всю свою наличность она отдала утром пострадавшим от покушения хозяевам кафе.
– Эх, надо было больше просить, – простодушно вздохнул бармен.
Ловким движением смахнул купюры и протянул ей конверт.
– Что это вы покупаете, Татьяна Валерьевна? – вдруг раздалось за спиной.
Таня вздрогнула. Молниеносным жестом отправила конверт в сумочку. И только тогда обернулась.
Перед ней стоял Эрнест Максимович, ее дотошный коллега. Он вытягивал шею, пытаясь заглянуть в ее еще не застегнутую сумку, и гаденько улыбался.
Глава 9
Таня и охнуть не успела, а рядом уже стоит Валерочка. Ее добрый гений. Спаситель. Как только успел? Тяжелая ладонь на плече Черединского, хмурый взгляд, суровый вопрос:
– В чем дело?
Эрнест подпрыгнул, будто его раскаленным железом прижгли – видно, никак не ожидал, что у Тани найдется защитник. Глаза заметались, губы заплясали… Он задергал плечом (пытался Валерину руку сбросить, да безуспешно) и визгливо потребовал:
– Кто вы, позвольте, такой?
Таня (она уже взяла себя в руки) вопросительно взглянула на Ходасевича. Тот еле заметно кивнул, и она представила противников друг другу:
– Это мой коллега Эрнест Максимович Черединский, копирайтер рекламного агентства «Ясперс энд бразерс». Валерий Петрович Ходасевич, полковник ФСБ. Мой отчим.
– Во-от как?.. – протянул Эрнест Максимович. Его вострые глазки (смесь недовольства и любопытства) буравили Ходасевича, пытались прожечь насквозь. Полковник же смотрел на Черединского спокойно и даже слегка насмешливо.
– У вас к Татьяне какое-то дело? – поинтересовался Валерий Петрович.
– Нет… да… – совсем стушевался Эрнест. – Просто хотел спросить, почему она сегодня на работу не вышла?
Вопрос прозвучал жалобно.
– У меня есть дела вне офиса, – отрезала Таня. – Вас интересует что-то еще?
«Интересует!» – прочла она в глазах Эрнеста. Он так и косился на конверт, выглядывавший из Таниной сумочки.
Она демонстративно застегнула «молнию». Валерий Петрович мягко тронул ее за плечо:
– Пошли, Танюшка.
Оба двинулись прочь из бара.
Черединский и бармен с любопытством глазели им вслед.
– Налить вам водки? – услышала Таня участливый вопрос бармена, обращенный к Эрнесту Максимовичу.
– Вот тело! – в сердцах бросила Таня, когда они с отчимом вышли из бара.
– В смысле? – озадаченно поинтересовался Валерий Петрович.
– В смысле, Эрнест этот Максимыч – одно тело. Без мозгов, – фыркнула падчерица. И пообещала: – Дождется он у меня. По статье уволю.
Таня не была уверена, что наделена единоличными полномочиями увольнять сотрудников, тем более по статье, но даже просто помечтать об изгнании ненавистного Черединского было приятно.
– Остынь, Танюшка. – Отчим успокаивающе погладил ее по руке. – О другом сейчас надо думать. Что в конверте?
– Давай посмотрим.
Она распечатала конверт. Там не оказалось ни письма, ни записки. Только – видеокассета. Микрокассета для портативной видеокамеры.
– Та-ак… – задумчиво произнес Валерий Петрович. И тут же потребовал: – Что нам нужно, чтобы ее просмотреть?
– Хотя бы видеокамера. Плюс, желательно, видеомагнитофон. Или компьютер.
