Наши штатные автоматы специально были подготовлены для подобных операций. Сам звук выстрела слышно не было. Пневматическая винтовка стреляет намного громче. Зато слышен звук переводимого автоматикой затвора. Это, конечно, не самый приятный момент, и в особых обстоятельствах является демаскирующим элементом, тем не менее запрещать солдатам применять огнестрельное оружие неразумно и даже рискованно, поскольку бандитам этого никто не запретит.
Но стрельба из наших автоматов не поднимет переполоха в лагере. Лязганье затвора, если оно одиночное, не способно вызвать тревогу. Мало ли какой шум может иметь естественное происхождение. Кто-то во сне дернул ногой, что-то уронил – вот и звук. Во сне это естественное явление. Я сам однажды, когда ехал в поезде, кого-то увидел во сне. Нога ударила того, кто мне приснился, в результате чего купе стало иметь хорошую вентиляцию. Нога пробила двойную стену с утеплителем и вылезла в коридор. Это происшествие стоило мне денежных затрат, хотя, когда на станции проводница вызвала наряд милиции, как тогда еще называлась теперешняя полиция, менты восприняли мое поведение вполне адекватно и только восхищались ударом, который пробил насквозь двойную стену. Представляли, должно быть, что с головой станет от такого удара. К счастью, дело было ночью, никого за стеной в коридоре не оказалось. Но самое забавное было то, что ни в одном из соседних купе никто не проснулся.
Точно так же хотелось надеяться, если в одной из палаток будет лязгать затвор автомата, в соседних никто не проснется. Тем более что для солдат спецназа ГРУ очередь в три патрона считается нонсенсом. Мы обучаем солдат стрелять очередью в два патрона, потому что третья пуля, как показывает боевая практика, всегда летит мимо, даже если ствол автомата снабжен компенсатором. А у нас на всех стволах стоят глушители, и компенсатор здесь поставить невозможно. Потому при длинной по нашим меркам очереди ствол автомата будет уходить вверх и влево. Конечно, есть специалисты, в основном среди пулеметчиков, которые держат оружие железной хваткой, и пули длинных очередей ложатся туда, куда их посылает стрелок. Но это исключение.
Я спрыгнул с камня, потому что увидел приближение первого отделения. В ночи двенадцать бойцов, десять солдат и два сержанта казались большой толпой, хотя шли колонной по два и даже держали дистанцию между шеренгами. Но я на ночной обман не поддался, поскольку перед этим смотрел в свой командирский планшетник и видел весь маршрут продвижения первого отделения.
– Снайперы! Выбирайте позицию. За вами грот в противоположной стене. И все бандиты в гроте. Там, возможно, есть не только автоматы, поэтому пресекать всякую попытку применения оружия. Ничеухин со своим «громобоем» только страхует. Основной обстрел ведет Паровозников. Жилой грот показать? Или сами в прицел определите?
– Определим, товарищ старший лейтенант, – за двоих ответил сержант Ничеухин. – Я уже посмотрел и определил.
Он для чего-то свинчивал с винтовки глушитель. Я даже спрашивать не стал, для чего он это делает. Снайперу виднее. Да и не сможет глушитель на короткой дистанции полностью убрать звук. Так пусть он будет громким и солидным. Авторитетным…
Второй снайпер ничего не сказал, значит, возражать не собирался. Скорее всего тоже смотрел в прицел и тоже определил, где находится жилой грот.
* * *
Дальше все развивалось настолько стремительно, что мне, как командиру, уследить было сложно. Достаточно было того, что я видел работу первого отделения. Десять палаток стояло в два ряда – по пять в каждом, на расстоянии двух метров одна от другой и на таком же расстоянии ряд от ряда. Я возглавил первое отделение и начал выдвижение к лагерю, стоящему от нас на расстоянии тридцати метров.
Доложил младший сержант Хозяинов:
– Товарищ старший лейтенант, мы соединились. Готовы к работе. Заходим в торец лагеря. Лопатки и ножи готовы к бою.
– Работаем, – скомандовал я.
Заточку лопаток и ножей я лично проверял перед выездом на операцию. И хорошо знал, что любая лопатка, если кто-то не вовремя проснется и попытается закрыть рукой голову, все равно разрубит и руку и голову. А уж наносить резкие удары лопаткой, да еще с «оттяжкой», чтобы добавить резкости и чтобы оружие не увязло в теле противника, солдаты моего взвода умеют. Недаром фехтование на малых саперных лопатках считается в спецназе ГРУ одной из дисциплин боевой подготовки точно так же, как фехтование на ножах или ударная техника работы с палкой.
Первое отделение как организованно шло двумя колоннами, так организованно и разделилось. Первую колонну возглавил старший сержант Валера Кувалдин, вторую – командир отделения младший сержант Сережа Намырдин.
И сразу, не сговариваясь, Кувалдин с одним из бойцов нырнули под полог первой палатки правого, ближнего к гроту ряда, а Намырдин с другим бойцом выбрали себе первую палатку второго ряда. Мне оставалась роль наблюдателя. И, как наблюдатель, я увидел, что остальные бойцы так же быстро разобрали следующие палатки. Только замыкающей строй паре бойцов отделения Намырдина работы не досталось. Они лишь успели приблизиться к палатке, которую выбрали для себя, как в нее уже вошли двое бойцов третьего отделения, что вместе со вторым отделением работало с противоположного края.
С бандой было покончено за десяток секунд, даже ни одного выстрела не прозвучало, ни один затвор не лязгнул. Бандиты слишком надеялись на своих часовых и не ждали атаки. Точно так же мирные села и аулы не ждут самих бандитов и оказываются не готовы к встрече, когда банда нападает. Все считают, что беда их стороной обойдет. А она не обходит. То же самое произошло и с бандитами в лагере.
Палатки были достаточно высокими, чтобы в них можно было выпрямиться во весь рост, но все же тесноватыми для полноценного кругового вращения малой саперной лопатки. А именно после такого удара голова отделяется от тела. Но видимо, это не потребовалось. Все бойцы моего взвода обучены в тесноте наносить удар лопаткой, используя обе руки и вес собственного тела, вложенный в движение. Проснуться бандиты так и не успели.
Я много раз задумывался над человеческой психикой. Когда какой-то отдельно взятый человек мысленно представляет тяжелый случай, когда к нему в гости пожалуют убийцы и грабители, он всегда почему-то рассчитывает на некий разговор, который даст ему возможность подготовиться и хоть что-то предпринять для своей защиты. Происходит это, видимо, оттого, что каждый человек считает себя интересным собеседником, с которым рад поговорить каждый, кто пришел его убивать.
В жизни получается совсем не так. Если пришли убивать, то убивают как можно быстрее, чтобы успеть уйти подальше. И не дается никому время на раздумья, разговоры и подготовку. И потому следует встречно действовать сразу и резко, если есть такая возможность. А задача того, кто пришел убить, как раз и заключается в том, чтобы не дать жертве время на подготовку. Я прекрасно понимаю, что это называют тактикой бандитов. Но не только они у нас, и мы у них тоже чему-то учимся в боевой составляющей. Нам бандиты были совершенно не интересны, и потому никому из них мы не позволили проснуться и подать предупреждающий сигнал. По крайней мере я такого сигнала не услышал. Я видел только своих бойцов, на выходе из палаток вытирающих их полотном окровавленные малые саперные лопатки. Жестокая сцена, но это война, на которой убьют тебя, если раньше не сможешь убить ты. Таков закон.
