Любой удар требует определенного времени для нанесения. И у достаточно реактивного человека всегда есть время, чтобы сделать шаг на сближение, причем такое сближение, при котором невозможно будет нанести амплитудный поражающий удар. А на ближней дистанции можно уже применять собственные отработанные удары. Не зря одна из дисциплин, изучаемых в системе рукопашного боя спецназа ГРУ, так и называется «драка в телефонной будке». Никто из бандитов такими приемами защиты пользоваться не обучен. И потому все они были уничтожены за секунды. И лица их уже не выражали недавней самоуверенности. Вместо нее остался только смертный оскал с кровавой пеной на губах, настоящий волчий оскал. Я видел убитых волков, бандиты напоминали мне именно этих мертвых хищников.
Менты тем временем медленно выдвигались в нашу сторону, безостановочно огрызаясь на обстрелы с фронта и с левого фланга. Трижды на короткой дистанции останавливался и выставлялся миномет, переносимый в собранном виде тремя омоновцами, четвертый при этом нес на спине опорную плиту которая заменяла ему дополнительный бронежилет. Младший сержант Намырдин не нес ничего, просто шел рядом, время от времени оборачиваясь и отстреливаясь с одного колена. Оптика на его автомате давала возможность стрелять, как всегда, прицельно.
Выстрел не на поражение считался у нас во взводе необоснованной тратой патронов, если только не приходилось стрелять для прикрытия каких-либо действий. Видимо, именно поэтому менты и освободили младшего сержанта от переноски тяжестей. Оптический прицел на автомате внушил им уважение. Но миномет при переноске наводил все равно Намырдин. И мины ложились точно в гребень, то есть туда, где должны были располагаться бандитские окопы.
Взрыв мины или даже нескольких мин, посланных одна за другой, на какое-то время остужал боевой пыл бандитов, но потом они возобновляли стрельбу с прежним остервенением. А обстрел, по меркам горных боев, был, признаться, основательным. За свою боевую практику я не встречался еще с таким большим количеством бандитов, собранных в одном месте. И ментам приходилось нелегко. Наверняка и при выходе, несмотря на то, что мы в них не стреляли и вообще никто не стрелял им навстречу с позиции, которую мы освободили, отряд понес новые потери. Однако увидеть это в бинокль я не мог, поскольку не знал изначальное число потерь.
Меня в данном случае интересовал только младший сержант Намырдин. Если у бандитов были снайперы, они обязательно должны были охотиться за младшим сержантом, так успешно использующим миномет. И потому я отдал приказ:
– Снайперы! Еще раз «прочешите» окопы противника. Ищите их снайперов.
– Снайперов там уже не осталось, – через пару минут доложил сержант Ничеухин, «оптика» винтовки которого позволяла увидеть все. – Винтовку снайпера подобрал какой-то деревенщина. Стреляет левшой
[19], но подстройки прицела не проводил. Я уже давно за ним наблюдаю. Он ни разу ни в кого не попал. Толку было бы больше, если бы он просто стрелял, без «оптики».
– Если наблюдаешь, что не «снимешь»? – спросил Кувалдин.
Я не спрашивал, потому что действия своего снайпера понимал и одобрял. Но Кувалдину Ничеухин объяснил:
– Этот дубина только думает, что умеет стрелять. А если я его ликвидирую, винтовку может взять в руки тот, кто действительно стрелять умеет. Пусть себе ворон пугает. Хорошо, если он винтовку эту себе и оставит. Будем надеяться, никто не возьмется его обучать…
– Одобряю, – сказал я.
– Резонно мыслишь, – согласился и Кувалдин.
К моему удивлению, головной отряд ментовского спецназа, что зашел на нашу позицию, возглавлял сам подполковник Штеменко. Я бы понял его, если бы этому отряду пришлось брать позицию штурмом. Тогда его место было бы как раз в головном отряде. Но сейчас, на мой взгляд, он обязан был возглавлять отряд прикрытия, то есть тех бойцов, что шли позади раненых и отстреливались, предотвращая возможность атаки бандитов.
Я впервые увидел подполковника вблизи. До этого видел в бинокль только его голову, прикрытую спецназовским шлемом. И сразу, как только подполковник оказался рядом, я потребовал:
– Шлем верните…
– Что? – не понял или сделал вид, что не понял, Штеменко.
– Шлем, Виктор Афанасьевич, верните. Он на балансе взвода стоит, за который я отвечаю.
– А связь? – спросил подполковник с явной надеждой, что я передумаю.
– Здесь мы имеем возможность общаться визуально. Да вы все равно, наверное, меня не слышите. Коммуникатор находится у младшего сержанта Намырдина. А до него больше пятидесяти метров. Слышите?
Минометный расчет как раз в это время остановился в очередной раз, младший сержант навел прицел, после чего с малой корректировкой было послано подряд четыре мины, разорвавшиеся практически на одной линии, но сбоку одна от другой. Однако линия попадания проходила как раз по гребню, рядом с окопами, и осколки наверняка поразили позицию бандитов на добрых три десятка метров.
– С перебоями… – ответил на мой вопрос Виктор Афанасьевич, с сожалением расстегнул ремни и освободил из фиксатора свой подбородок. Потом почесал его, словно подбородок был покрыт многодневной щетиной. Хотя щетины на нем вообще не было видно, в отличие от моего, к примеру, подбородка, который уже вторые сутки не видел ни бритвы, ни малой саперной лопатки, которую приходится порой использовать вместо бритвы, показывая солдатам, какой остроты должно быть оружие.
Прицепив шлем младшего сержанта к поясу, я отвернулся от подполковника и стал в бинокль рассматривать, как завершает переход отряд омоновцев. В принципе шли они грамотно. Им бы еще командира не случайного, не того, которому погоны дают право командовать. А у настоящего командира должна в первую очередь голова работать. Погоны можно и позже получить, когда докажешь умение головой думать и по совести поступать. Не выходить первым с поля боя, а сначала вывести всех подчиненных и только потом уже выходить самому, вместе с последней группой. Конечно, можно сделать скидку на то, что в Академии МВД не обучают боевым действиям. Но тут же напрашивается вопрос: до каких пор мы будем использовать не умеющих воевать людей в боевой обстановке?
Это бандиты, взяв автомат в руки, сразу же считают себя воинами. А мы пытаемся точно такими же воинами считать ментов. Но у них в обществе совсем другая задача. Они должны порядок в городах и селах охранять. В конце-то концов, их обучают митинги и демонстрации разгонять. А это совсем иное дело, это квалификация другая. Там не стреляют в тебя или по крайней мере очень редко стреляют.
