Но тут ударила вторая ракета, и пламя, начавшее было затухать, полыхнуло с новой силой. Причем взрыв произошел не от детонатора второй ракеты, а от пламени, не успевшего догореть первого заряда. Вторая ракета, как я понимал, должна была даже камни оплавить. Так, видимо, все и произошло.
О том, чтобы кто-то в этом аду остался в живых, не могло быть и речи. Бандиты сами себя загнали в эту печь-ловушку. Но, честно говоря, мне было их не жалко, как и они не жалели никого. Я много раз видел тела убитых бандитов, видел их оскаленные в момент смерти лица и всегда думал, что у них ведь тоже есть матери, которые своих детей любили, лелеяли, заботились о них. Теперь эти матери никогда больше сыновей не увидят, и сыновья не смогут закрыть глаза умершим матерям. Я всегда видел в смерти трагедию. Но бандиты, вернувшиеся в свою страну, на свою землю с Ближнего Востока, у меня почему-то жалости не вызывали. Наверное, потому, что они сами были безжалостными убийцами. И победить их, уничтожить – не просто дело, а обязанность того, кто любит свою землю и свою семью. Это даже не война. Это необходимая мера самозащиты.
Глава девятая
Скала, на которую я взобрался, толстым черным столбом возвышалась позади нашей позиции. Мне показалось, что жар от взрыва коснулся моего лица. Тогда наверняка его должны ощутить и солдаты взвода. Но спрашивать я не стал, просто попытался рассмотреть, кто из солдат чем занят.
Первым привлек мое внимание младший сержант Питиримов, занятый чем-то непонятным. Рядом с ним, склонясь, стояли двое солдат. Третий стоял сбоку на коленях прямо на каменистом дне окопа. И только когда командир второго отделения повернулся ко мне боком, я увидел, что перед младшим сержантом стоит переносной кошачий домик. Его обитателей через сетку рассматривали и сам Питиримов, и солдаты его отделения. Кошка и котята могут в людях только доброту пробудить. И потому я не стал отчитывать их за отвлечение от действий, которые могли вот-вот развернуться, тем более никто из нас не знает, когда эти действия развернутся. Кроме того, тренированность и психическое состояние бойцов взвода гарантировали их мгновенное включение в работу.
К солдатам подошел подполковник Штеменко, что-то спросил, после чего сам в окоп спрыгнул и над кошачьим домиком склонился, кажется, даже руку туда сунул, чтобы кошку погладить. Мне показалось, что я слышу, как она зашипела. Я в принципе понимал, зачем командир ментовского спецназа подошел к солдатам, потому что видел, как в наши тылы входит ментовский отряд. Подполковник хотел попросить шлем для связи со мной. Шлем ему не дали, младший сержант Питиримов сам со мной по этому поводу связался:
– Товарищ старший лейтенант, тут командир смежников желает с вами пообщаться. Товарищ подполковник спрашивает для связи шлем…
Понимание ситуации меня не подвело. Я оказался прав.
– Выдели. Но только для разговора. После чего забери назад. И заранее об этом предупреди. Лишних шлемов у тебя в отделении нет. А то к хорошему привыкают быстро. И отдают с неохотой, как уже свое собственное.
Подполковник Штеменко, конечно, не слышал моих слов, хотя адресованы они были ему и даже при адресации сказаны намеренно так, чтобы подполковник их не слышал. Я от природы человек корректный. Мне легче противнику нос кулаком сплющить, чем сказать грубое слово.
Пока Питиримов снимал свой шлем, Виктор Афанасьевич снова над кошачьим домиком склонился и даже на колени перед ним встал. Человек, видимо, знал и любил кошачью породу. А не любить таких котят было нельзя. Я даже эмира Аббаса Цхогалова в какой-то небольшой степени прощал за все его грехи перед людьми только за его отношения к кошкам.
Шлем наконец-то перекочевал на голову подполковника ментовского спецназа. Штеменко сначала коротко прокашлялся в микрофон, словно горло прочищал, после чего сказал:
– Старлей, зачем твои бойцы таскают с собой на боевую операцию кошку с котятами? Для нее же любой выстрел – стресс. Молоко пропасть может.
– Во-первых, товарищ подполковник, котята уже в том возрасте, когда их можно отрывать от матери. Их, кажется, уже сухим кормом кормили…
– Сухой корм только матери давали, товарищ старший лейтенант, – поправил меня один из солдат, что помогал Питиримову и через свой шлем слышал разговор. – Котят мягкими консервами из пакетика кормили. Едят с удовольствием. А у кошки все соски искусаны. Котята уже зубастые…
– Вот видите, товарищ подполковник. Значит, потеря молока – не самая страшная проблема. Да она, я думаю, и привычна к боевым ситуациям.
– Хорошо, если так. А что, во-вторых, старлей?
– А во-вторых, товарищ подполковник, эта кошка с котятами – боевой трофей взвода. До того как прибыть к вам, мы уничтожили банду эмира Аббаса Цхогалова и захватили его кошку.
– То-то у меня в голове вертится эта кошка! На фотографии в деле Цхогалова он с этой своей белой кошкой изображен. Говорят, какая-то чемпионка…
– Я тоже так слышал, – не уточняя информацию, согласился я. И сразу перевел разговор на деловую тему: – Что там с вашим отрядом?
– Выходит на позицию. Я вот что думаю. – Признаться, я не ожидал от подполковника такой самокритичности. – Если нужно организовать охрану, я бы сумел сделать это лучше тебя. А что касается боевых действий, то тут тебе флаг в руки. Распоряжайся. Капитан Яковлев, мой заместитель, выполнит все твои распоряжения. Я ему приказал.
– Понял. Это он к вам подходит? Шлем ему передайте.
– Он самый. – Подполковник снял шлем и оглянулся на капитана, а я посмотрел на наши тылы, где в ожидании распоряжений сконцентрировался отряд ментовского спецназа. – Передаю. Зовут его Володя…
Последнюю фразу я едва разобрал, потому что подполковник уже был без шлема, и микрофон находился далеко от его рта.
Но смотрел я в этот момент дальше, за высоту, над которой уже поднимался «МИ-8», что привез сюда мой взвод, а сейчас уносил убитых и раненых ментов. Вскоре, вероятно, этому же вертолету, или другому такому же, или даже таким же придется возвращаться за нами и за спецназом полиции. При условии, конечно, что мы удачно завершим операцию и не поляжем здесь вместе с кошкой и котятами, что пока не предвиделось, и вообще с такой мощной поддержкой с воздуха выглядело маловероятным.
Тем более что майор Рудаковский двумя термобарическими ракетами уничтожил большое количество бандитов из передового, ударного отряда, практически уполовинив личный состав объединенной банды.
Пока операция проходила для нас успешно. Тем более что Рудаковский, не удовлетворившись сделанным, пролетел дальше и отстрелял оставшиеся ракеты, в том числе и две последние термобарические, по тем бандитам, что не успели войти в губительный для них проход. Значит, обеспечил нам численное преимущество.
Мне в бинокль показалось, что уничтожены были почти все, кто готовился к прорыву. А обычно на первую попытку прорыва любая воюющая сторона выставляет свои основные ударные силы, потому что второй попытки может и не быть. И теперь я сомневался, что бандиты, потерявшие больше половины личного состава, будут в состоянии наступать. Нам-то, конечно, было бы удобнее, чтобы бандиты наступали, то есть сами шли навстречу собственной смерти. Но им, к сожалению, тоже хотелось жить. А это должно было значить, что они попытаются уйти и нам придется преследовать их.
