— А, что?
— Простите, уважаемый. Важное дело. Где в этом захолустье можно купить лошадь?
— Там, — ошеломленный прохожий ткнул пальцем куда-то себе за спину.
— Благодарю. Империя вас не забудет.
Оставив пораженного до глубины души мужика позади, я быстрым шагом отправился в указанном направлении, чувствуя, как утекают отпущенные мне минуты. Где эти проклятые лошади?
Конный двор, как здесь называлось место продажи животных, я нашел только минут через тридцать. Исходил указанную часть города вдоль и поперек и, наконец, у самой стены обнаружил-таки искомое.
— Нужна лошадь. Здоровая, смирная и дешевая, — сообщил я пропахшему потом торговцу в драной рубахе. — И быстро, желательно.
— Сбруя нужна? — деловито поинтересовался тот.
— Да, полный комплект.
— Двадцать пять золотых — и у вас будет самая лучшая из нечистокровных лошадей в этих краях.
Вот жлоб. Раньше животные обходились мне примерно в десятку вместе с седлом и всем остальным.
— Не пойдет. Я знаю цены. Пятнадцать золотых — максимум. И то только в том случае, если вы дадите мне лошадь не позднее, чем через пять минут.
Торговец посмотрел на меня, горестно кивнул и быстро отправился куда-то внутрь длинного сарая. Откуда и появился через несколько минут, ведя за собой заморенного вида клячу.
Мы с лошадью уставились друг на друга с одинаковым подозрением и быстро разгорающейся неприязнью.
— Ее зовут Золотце, — сообщил торговец, седлая клячу. — Вот, покормите ее морковкой.
Я аккуратно протянул животному овощ и еле успел отдернуть пальцы, на которых едва не сомкнулись крепкие желтые зубы. Скотина, чувствуя свой выигрыш в первой схватке, гнусно заржала. Похоже, я с ней еще натерплюсь.
— Все готово, господин, — торговец протянул мне поводья. — Можете хоть сейчас отправляться в путь.
— Спасибо, — я отсчитал пятнадцать золотых кругляшей. Надо срочно искать еще деньги.
По дороге к воротам я остановился около первой попавшейся продуктовой лавки и, не особо выбирая, набил рюкзак какими-то колбасами, окороками и хлебом. На неделю хватит — и замечательно.
Выехать из города удалось так же легко, как и попасть внутрь. Теперь — вперед, на восток. Пора уже двигаться, не отвлекаясь на всякие ненужные вещи.
Лошадь шла на удивление бодрой и ровной рысью, не пытаясь показывать свой норов. Я даже удивился. Может быть, она, конечно, задумала сделать какую-то неожиданную пакость, но пока что все было до странности замечательно.
Мили ложились под ее копыта одна за другой, мелкие деревушки проплывали по сторонам, теряясь вдали…
А затем дорога начала все сильнее и сильнее уходить к югу. И на одном из поворотов я остановился в раздумьях. В восточном направлении отсюда отходила узенькая сельская дорожка, совсем не похожая на мощеный тракт, по которому я ехал до сих пор. Свернуть на нее? Велик шанс оказаться в каком-нибудь селе в лесу, из которого дороги больше никуда не ведут. Продолжить ехать по тракту? Ну так он, по всей видимости, идет напрямую в столицу, а мне туда не очень-то надо.
В конце концов, на мое решение повлияла пришедшая в голову мысль о том, что, если меня все же будут искать, то первым делом проверят главные дороги, а только потом уже возьмутся за такие вот тропы. Не знаю уж, правильно я рассуждал или нет, но выбор был сделан и под копытами лошади оказалась не брусчатка, а утоптанная твердая земля.
Где-то с час я неспешно ехал по извивающейся среди деревьев дороге. Спокойно, не торопясь и не пугая немногочисленных встречных крестьян на телегах, груженых красивыми ровными бревнами. Где-то впереди точно были лесные вырубки, а значит и какое-нибудь селение. Но по-прежнему оставался открытым вопрос — существует ли еще одна дорога, ведущая прочь из этих краев. Судя по не особо оживленному проселку, по которому я двигался, мои опасения вполне могли сбыться и путь из этих мест существовал только один. Впрочем, возвращаться назад все равно нельзя, так что, если что, придется опять топать через лес.
Тихая дорога среди деревьев убаюкивала и настраивала на мирный лад. Я даже начал думать о том, что, наверное, слишком поспешно уехал из города — не обязательно ведь смерть старика запишут именно на мою совесть.
А затем повстречавшийся мне мальчишка на рыжем коне неожиданно развернул свою скотину и умчался вдаль. В груди обосновалось неясное томление — я чувствовал, что начинаются какие-то неприятности, но не до конца понимал — какие.
Еще минут двадцать пришлось ехать в полном одиночестве — навстречу мне явно никто не спешил. А затем, повернув в очередной раз за группу деревьев, я увидел толпу крестьян. И остановился.
Мрачные насупленные мужики, числом около полутора десятков, стояли плечом к плечу, перегораживая дорогу. В руках у них были зажаты какие-то вилы, оглобли… Парочка крайних держали натянутые луки.
Наконечники стрел были направлены в мою сторону.
— Братья, это он! — раздался восторженный крик жреца, спрятавшегося за строем крестьян. — Это он, душегубец!
Толпа заворчала и чуть-чуть пододвинулась вперед, очевидно, не понимая до конца, что же нужно делать. Я тоже этого не знал и теперь лихорадочно соображал, рассматривая преграду. Все равно, каким образом местные прознали про смерть старика, об этом можно подумать как-нибудь потом. Главное — то, что вперед мне пробиться сложновато. Насадят бедную лошадь на вилы, а потом приголубят меня самого дубиной по башке — и все.
Разворачиваться и убегать? Так за спиной останутся лучники. С такого расстояния даже я сам, наверное, попаду в спину удирающего всадника. И куда я, кстати, собрался удирать? Обратно на тракт, где меня наверняка тоже будут ждать?
— Люди, я просто мирный путник! — завопил я, поднимая вверх руки. — Что с вами? Вы меня с кем-то спутали! Брат, я не тот, кто вам нужен, мне просто нужно проехать дальше!
— Не слушайте душегубца! — взвизгнул жрец. — Хватайте его, братья!
Толпа шагнула в мою сторону, а один из лучников, то ли не удержавшись, то ли приняв крик жреца за сигнал к действию, спустил тетиву.
Мне показалось, что прошла вечность, пока длинная деревяшка с нанизанным на нее грубым железным наконечником летела ко мне. И всю эту вечность я пытался что-то сделать, но не мог. Не успевал.
А затем в левую часть груди, сразу под ключицей, словно ударили молотом. И я повалился из седла назад, на дорогу. Еще и проклятая лошадь помогла, встав на дыбы от испуга.
Удар о сухую землю, утрамбованную тележными колесами, чуть было не вышиб из меня дух. Я заворочался, постарался подняться и вскрикнул от боли, опершись на левую руку. В глазах двоилось и толпа подбегающих мужиков показалась в несколько раз больше, чем на самом деле.
— Их всего пятнадцать, — пробормотал я сам себе и, изо всех сил пытаясь собрать глаза в кучку, взмахнул рукой, пуская заклинание. А потом еще одно.
