Когда бедная инфанта Изабелла узнала о решении своего сюзерена, ей было уже поздно отступать: ее «кузине» в Брюсселе воздавали королевские почести, к тому же эрцгерцогиня обещала финансовую помощь Гастону, который собирал в Лотарингии войска для похода на Париж.
Тяжелая дверь медленно раскрылась, и в нее, пригнувшись, вошла Мари де Шеврез. Анна Австрийская просияла. Подруги обнялись и расцеловались. Сопровождавшая герцогиню монахиня тихо вышла, понимающе улыбаясь.
Королева часто наведывалась в свой любимый Валь-де-Грас и даже оборудовала там себе что-то вроде кабинета, где могла без опаски читать адресованные ей письма и писать родственникам в Испанию и свекрови в Брюссель. Монахини были целиком на ее стороне и всегда готовы оказать услугу: смолчать, где нужно, передать письмо, принять гостя.
Анна и Мари уселись рядом на стульях.
— Ну, как ваше самочувствие? Не пора ли уже расшнуровывать корсет? — игриво спросила Мари.
Анна вздохнула:
— Нет, опять ложные надежды. — Глаза ее наполнились слезами: — Он разведется со мной, отправит в монастырь!
— Что вы, ваше величество! — беззаботно махнула рукой герцогиня. — Развод — это верная война с Испанией, да и Его Святейшество не даст своего согласия. Посмотрите на себя: вы еще молоды, красивы, здоровы, а ваш супруг хил и склонен к ипохондрии. Если кто и виноват в том, что у престола до сих пор нет наследника, так только он.
К ее удивлению, эти слова не утешили Анну, а напугали.
— Так это правда! — прошептала она, побледнев.
— Что, что? — испугалась в свою очередь Мари.
— Меня хотят отравить! Моего аптекаря отправили в Испанию, а мне подсунули другого — о, Мари, если бы ты только видела эти хитрые лисьи глазки! Значит, точно: он не станет со мной разводиться — о нет, он для этого слишком благочестив! Меня отравят, и тогда он женится на этой Комбале!
— На ком?! — изумлению герцогини не было предела.
— На племяннице кардинала, — с ненавистью выдохнула королева.
Мари не удержалась от смеха.
— Помилуйте, это невозможно! — весело воскликнула она. — Такой надутый индюк, как ваш супруг, весь напыщенный от собственного величия, даже в бреду не подумает о женитьбе на той, кто ему не ровня!
— Ах, ты не знаешь кардинала! — горячо перебила ее Анна. — Король совершенно в его власти! У него повсюду шпионы; все подсматривают, подслушивают, доносят — это так гадко, гадко, гадко! — Она снова прижала платок к глазам. — Представь себе, недавно я писала письмо у себя в кабинете, так одна из новых фрейлин, которых ко мне приставили после того ужасного дня, все глаза скосила, заглядывая мне через плечо. А притворялась, будто читает книжку. Хоть бы потрудилась держать ее правильно, а не вверх ногами!
Мари снова рассмеялась.
— Просто кардинал до безумия в вас влюблен! — сказала она, улыбаясь и пожимая Анне руку.
— Ах, оставь ты свои глупости! — досадливо отмахнулась та.
— Это вовсе не глупости, все при дворе об этом говорят! — Мари вскочила со стула и встала против Анны. — Представьте себе: мужчина, немолодой, слабый здоровьем, лишенный возможности удовлетворять свои потребности законным путем, но умный и по-своему не лишенный привлекательности, часто видит женщину, которая способна внушить безумную страсть кому угодно, но при этом совершенно недоступна! Кто он и кто вы! Ему остается лишь надеяться на мимолетный благосклонный взгляд, на благодарную улыбку, на несколько приятных слов, в которых ему будет вольно услышать для себя самые невероятные обещания! Но вы сторонитесь его, избегаете! Что ему остается? Чинить вам козни, чтобы вы волей-неволей заметили его присутствие и даже, находясь в бедственном положении, обратились к нему за помощью!
Анна была в явном замешательстве. Она сильно разволновалась и покусывала конец платка, облокотившись о спинку стула; на щеках ее пылал румянец.
— Пожалуй, ты и права, — обернулась она, наконец, к Мари, и глаза ее загорелись. — Помнишь ту историю с письмом из Брюсселя? Его могли перехватить только люди Ришелье. Король прислал ко мне Шатонёфа требовать ключ от шифра, я сказала, что ничего не знаю, и что же? Все улеглось, хотя Людовик наверняка не поверил. Значит, это кардинал!..
— Конечно! — поддержала герцогиня. — И теперь он ждет от вас благодарности.
Анна снова нахмурилась. Мари подвинула к ней свой стул, села совсем рядом, зашептала в самое ухо:
— У вашего мужа от любви к вам осталась только ревность. Представьте, что с ним будет, если он застанет своего верного слугу на коленях перед вами…
…Через несколько дней Ришелье беседовал с испанским послом. Под конец аудиенции маркиз де Мирабель, уже поклонившись кардиналу, как бы спохватился и сообщил, что имеет передать ему личную просьбу ее величества. Чрезвычайно нуждаясь в его мудрых советах, королева просит его почаще бывать у нее и заходить на ее половину даже в отсутствие его величества.
Ришелье поблагодарил посла и простился с ним с такой же приторной улыбкой, что сияла на губах у маркиза. Приглашением он благоразумно не воспользовался.
Как только королева-мать покинула пределы Франции, Людовик написал брату, что разрешает ему жениться на Марии де Гонзаг. Но было поздно: в разлуке чары прекрасной герцогини действовать перестали, и сердце «его податливого высочества», как называл Гастона кардинал, уже было отдано другой. В самом деле, если рассуждать беспристрастно, дочь герцога де Невера мало подходила Гастону: она витала где-то в облаках, зачитывалась романами, мечтала о куртуазной любви, тогда как он предпочитал жизнь земную с ее пирушками и плотскими утехами. Маргарита Лотарингская тоже была еще хрупкой восторженной девушкой, однако стояла ногами на земле, а своего избранника просто боготворила. Мария Медичи одобряла выбор сына, хотя чувства здесь были ни при чем: женившись против воли короля на дочери врага Франции, он отрезал бы себе пути к отступлению и волей-неволей оказался бы в ее лагере — лагере мятежников. Гастон был главным козырем в ее колоде: здоровье бездетного Людовика с каждым годом ухудшалось, и не одна Мария уже примеряла на голову герцога Орлеанского французскую корону.
Тем временем Людовик вовсе не собирался с ней расставаться. Он отправил Ла Форса с войсками занять Седан и укрепил гарнизоны Трех Епископств. Карл де Невер отныне прочно сидел на своем мантуанском троне, с новым герцогом Савойским был заключен союзный договор, так что, по крайней мере, с юга тылы были защищены. Кроме того, еще в январе в Бервальде был подписан союз со шведским королем Густавом-Адольфом, а в конце мая, в Мюнхене, — тайный договор с Баварией против австрийских Габсбургов, хоть это и противоречило условиям Регенсбургского мирного соглашения. Его преосвященству было все равно, что в Баварии католики, а в Швеции — протестанты; интересы Франции стояли выше подобных условностей.
Пятого сентября король произвел Ришелье в герцоги и пэры, а Венецианская Республика включила его в число своих аристократов. Кроме того, кардинал стал правителем Бретани, а король разрешил выстроить вокруг его родового замка город Ришелье.
