Солнце стояло уже высоко, когда лес, наконец, начал редеть. Гастон вылетел на перепаханное поле. Но тут его конь споткнулся, всхрапнул и упал, коротко заржав; всадник кубарем покатился по земле. Вскочил, прихрамывая, бросился к коню, в горячке потянул за повод — «Ну, вставай!» — и увидел, что из ноздрей несчастного животного сочится кровь. Тут подоспел Пюилоран, ведя в поводу свежую лошадь; Гастон вскочил на нее и помчался дальше.
Сумасшедшая скачка продолжалась весь день без роздыху. Кто-то отстал, под кем-то пала лошадь. Ночь давно вступила в свои права, когда самые быстрые беглецы достигли стен Капели под немигающим белым глазом луны.
Завидев приближающихся всадников, часовые забили тревогу. У бойниц выстроились стрелки. Новый комендант крепости, барон дю Бек, сам вышел на крепостную стену.
— Остановитесь и назовите себя! — строго приказал он. — Кто вы?
— Господин барон, не приказывайте стрелять! — прокричал Гастон. — Я здесь с позволения короля и по его воле!
Ворота раскрыли, подъемный мост опустили.
— Побыстрей накормите нас, мы не ели восемнадцать часов, — попросил Гастон коменданта. Он едва держался на ногах, но ему хотелось смеяться от радости.
…Двери большого зала дворца Сен-Жермен растворились, капельдинер взмахнул смычком. Скрипки запели стройными голосами; Людовик встал со своего кресла и раскрыл объятия Гастону, который торопливым шагом шел ему навстречу; придворные зааплодировали.
Братья обнялись, потом молча принялись разглядывать друг друга. Из-за плеча Гастона выглядывал Пюилоран; за спиной Людовика маячил Ришелье. У герцога Орлеанского в глазах стояли слезы; он поднес руку к горлу, словно чтобы протолкнуть застрявший там ком.
— Не знаю, страх или радость мешают мне говорить, — вымолвил он, наконец, — но мне ничего не остается, как просить вас простить меня за все, что было.
— Я вас простил, — великодушно произнес Людовик, — не будем говорить о прошлом, но лишь о моей великой радости видеть вас здесь.
Он вновь обнял брата, а затем, чуть помедлив, Пюилорана. Гастон тотчас заключил в объятия Ришелье.
— Брат мой, — торжественно сказал Людовик, — я прошу вас любить господина кардинала.
— Я буду любить его, как самого себя, я решил во всем следовать его советам, — с готовностью откликнулся Гастон.
Через две недели он выехал в Блуа, а еще через десять дней Пюилоран пошел под венец с мадемуазель де Поншато — племянницей Ришелье. Устраивая этот брак, кардинал надеялся разрушить другой — герцога Орлеанского и Маргариты Лотарингской, в чем ему обещал помочь новый родственник. Разумеется, не бесплатно.
Глава 6
МАРС И ВЕНЕРА
Подали обед. Ришелье был оживлен и весело шутил. Принц Конде, канцлер Сегье и сидевшие за столом финансисты с готовностью смеялись его шуткам. Дю Фаржи и дю Кудрэ недоуменно переглядывались. Фаворитов герцога Орлеанского удивляло все: неужели это и есть тот суровый кардинал, чьими заботами ранее пустовавшая Бастилия снова заселилась? И зачем их пригласили сюда? Правда, его преосвященство намекнул, что поможет друзьям его высочества избавиться от кое-каких затруднений. Это было бы очень кстати: жизнь принца в Париже состояла из кутежей, развлечений и походов по веселым домам, на что, конечно, требовались деньги.
После обеда прошли в гостиную, где уже стояли карточные столы. Кардинал — картежник? Молодым людям хотелось себя ущипнуть, чтобы проверить, уж не снится ли им все это.
В самый разгар игры прибыл гонец от короля, сообщивший, что его величество ждет кардинала в Лувре на репетицию балета. Ришелье попросил передать, что, к сожалению, не может приехать, поскольку занят важными делами.
— Я слишком много потерял, хотелось бы отыграться, — заговорщически шепнул он своим партнерам. Хозяин дома, Пьер Сегье, еле заметно усмехнулся.
Гонец ушел, но вновь появился через некоторое время, сообщив, что король не станет танцевать, если его преосвященства не будет на балете. Кардинал поднялся из-за стола.
— Нет-нет, ради Бога, оставайтесь, — сказал он вскочившим дю Фаржи и дю Кудрэ. Видя, что те смущенно замялись, он положил на стол увесистый кошелек и добавил с улыбкой: — Доиграйте за меня.
Принц Конде вышел вместе с кардиналом.
Тем временем Людовик в Лувре пересказывал Гастону и Пюилорану сюжет нового балета, который предстояло сыграть в воскресенье. Сам он должен был появиться на сцене в первом акте, в небольшой роли торговки силками.
— Сир, но почему же вы никогда не даете себе главной роли! — подобострастно воскликнул Пюилоран.
— Мне достаточно того, что я играю ее в жизни, — ответил король.
— Балет об охоте? — осведомился Гастон.
— Не совсем; но вот следующий, Мерлезонский, уж точно будет об охоте, — оживился Людовик. — Я сам пишу к нему музыку.
— Полагаю, сир, она будет чудесна, — снова вставил Пюилоран. Людовик досадливо поморщился.
— Я стараюсь передать пение дрозда, — сказал он брату, — но это довольно трудно. Вот послушайте: фю-ить-ти-ти… А, вот и господин кардинал!
— Прошу прощения, ваше величество, что не смог явиться по первому вашему зову…
— Вы его получили. Идемте репетировать, господа!
Дойдя до лестницы, ведущей в большой зал, Людовик остановился и предложил Гастону зайти к королеве — поздороваться. Ришелье с Пюилораном остались ждать.
Едва шаги короля стихли за дверью, кардинал тоже ретировался под благовидным предлогом, а вместо него в зал вошел капитан королевских гвардейцев.
— Вы арестованы, — объявил он Пюилорану и забрал у него шпагу.
Ошеломленного фаворита отвели наверх, в бывшую комнату покойного де Люиня, и обыскали.
— Принц тоже арестован? — замирающим голосом спросил Пюилоран.
— Нет, — безразлично ответил капитан.
…Людовик с Гастоном не дошли до покоев королевы.
Они остановились в каминном зале, и король обнял принца за плечи.
— Дорогой брат, я люблю вас как сына, — торжественно начал он. — Знайте же, что все мои поступки имеют своей целью единственно ваше благо.
— Я тоже люблю вас, — пробормотал сбитый с толку Гастон, не понимая, к чему тот клонит.
— Пюилоран арестован, — объявил король, не любивший околичностей.
— Как?! — принц не мог опомниться. — За что? Неужели за его прошлые провинности? Но вы же обещали…
— Не за прошлые, а за новые его преступления, весьма вредные для вас, — с нажимом сказал Людовик.
— Не может быть!.. — на лбу у Гастона выступила испарина. — Но если это так, верьте мне, я бы сам его покарал!..
Пока Пюилорана везли в карете в Венсенский замок, герцог Орлеанский отправился ужинать в обществе кардинала де Лавалетта.
