— Испанцы! — Людовик помрачнел. — Возьмите это и поезжайте в Шантильи, — велел он канцлеру Сегье, — допросите королеву. А я займусь этим приютом лицемерок, где под маской благочестия творят измену!
В монастыре Валь-де-Грас произвели обыск, но ничего не нашли. Архиепископ Парижский попытался разговорить настоятельницу, но та отказалась отвечать на вопросы. Тем самым она лишь усилила довлевшие над ней подозрения, ведь ее брат был губернатором Безансона, находившегося под властью испанцев. Мать Сент-Этьен заменили сестрой де Поншато, кузиной Ришелье, и увезли в дальний монастырь.
В то же время солдаты проводили обыск в особняке Шеврезов на улице Сен-Тома-дю-Лувр; там нашли целый ворох писем герцогини к королеве, но все они были вполне невинного содержания. Важные бумаги, шифры и печати хранились в надежном тайнике в одной из стен; Лапорт ловко замаскировал отверстие куском раскрашенного гипса — никто и не заметил.
Его самого в восемь вечера привезли на допрос во дворец кардинала. Увидев, что против него нет никаких улик, Лапорт повеселел. Он отказался в чем бы то ни было признаться и не стал писать к королеве. Пробившись с ним до часу ночи, Ришелье и Сегье махнули рукой и велели отвезти его обратно в Бастилию.
Анна Австрийская не находила себе места от тревоги и тоски. Вчера король приказал ей немедленно выехать в Шантильи и ждать там его дальнейших распоряжений. Перед отъездом она передала Лапорту письмо, которое надлежало переслать в Брюссель Мирабелю, и теперь ее терзало нехорошее предчувствие. Она потеряла аппетит и во всю ночь не сомкнула глаз.
На церемонии утреннего пробуждения королева едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Во время туалета ей замазали белилами глубокие тени под глазами и нарумянили щеки. Мари де Отфор уговорила ее выйти немного прогуляться.
Был погожий августовский день. Светлые башни замка нарядно смотрелись на фоне ярко-голубого неба. Зеленые гребни леса убегали за горизонт. Но Анна смотрела не туда, а на запертые ворота, за которыми расхаживали часовые.
Они с Мари де Отфор стояли на мостике через ров и бросали в воду крошки хлеба. Мари забавлялась, глядя, как они исчезают в широкой пасти усатого карпа, подоспевшего к угощению раньше своих сородичей. К ним подошел принц де Марсильяк.
— Господин де Марсильяк, хотите бросить? — Мари протянула ему корку.
— Вы здесь, не в Туре? — перебила ее королева.
— Я собирался ехать, когда узнал о том, что вас выслали сюда, — отвечал молодой человек. — Я подумал, что мне лучше остаться подле вас. Смогу ли я быть вам полезен?
— Сможете! — Анна вцепилась руками в парапет, почувствовав, как учащенно забилось ее сердце. — Вы смелый человек, принц, и я знаю, что могу вам доверять.
Марсильяк поклонился.
— Вы должны нас похитить!
Марсильяк невольно оглянулся на часовых у ворот. Анна пошла к замку, увлекая обоих спутников за собой.
— Вы должны похитить нас обеих и отвезти в Брюссель, — снова заговорила она, когда они отошли на безопасное расстояние и остановились. Мари тихо ахнула.
— Можете на меня рассчитывать, ваше величество, — твердо произнес принц. — Однако… все это требует времени. Нужно найти верных людей, подготовить лошадей, карету…
— Умоляю, поторопитесь!
Анна посмотрела на него так, что у Марсильяка захолонуло сердце. Она подхватила подол платья и быстро ушла.
При виде посетителя королева побледнела, у нее похолодели руки. Дородный, невысокий господин с достоинством поклонился и устремил на нее проницательный взгляд карих глаз в ларчике одряблевших век, ловко скрывавших насмешку и иронию.
— Что вам угодно, господин Сегье? — пролепетала Анна.
— Его величество прислал меня к вам за разъяснениями по поводу этого письма, изъятого у вашего слуги, господина де Лапорта, — канцлер достал бумагу из сафьянового портфеля.
— Какое письмо, я ничего не знаю, — Анна едва шевелила губами, чувствуя, как у нее темнеет в глазах.
— Вот это письмо, сударыня. Писано вашим почерком, и с вашей же подписью. Не угодно ли взглянуть?
Он сделал шаг вперед. Анна посмотрела невидящим взглядом на протянутую ей бумагу и вдруг проворно выхватила ее и спрятала за корсаж.
Канцлер этого не ожидал, однако ничуть не смутился. Они были одни.
— Верните бумагу, — сказал он негромко, наступая на королеву.
— Вы не посмеете, — Анна пятилась назад, прикрывая рукой вырез платья.
— Бумагу! — рявкнул Сегье и протянул к ней руку с толстыми пальцами, поросшими черным волосом.
Анна всхлипнула и отдала ему письмо. У нее подкосились ноги, она упала в кресло и залилась слезами.
— Господь и время покажут, что все, что наговорили обо мне королю, — ложь и напраслина! — рыдала она.
— Я вернусь позже, — невозмутимо ответствовал Сегье, поклонился и вышел.
Когда в комнату вбежали камеристки, королева была в глубоком обмороке.
Карету подбросило на ухабе, и Ришелье болезненно сморщился. Ему действительно нездоровилось, хоть он и не был так плох, как расписал королю.
Визит Сегье произвел сильное впечатление на Анну Австрийскую. Она обезумела от страха, начала метаться и чуть не наделала глупостей. Причастившись на Успение Богородицы и исповедавшись отцу Коссену, она поклялась на Библии королевскому секретарю, что не переписывалась с заграницей, только с герцогиней де Шеврез. А ведь никто еще и не успел обвинить ее в переписке с испанцами! «Скажите об этом кардиналу, — умоляла она, — просите его встретиться со мной…»
Ришелье сказался больным и дождался, чтобы Людовик сам приказал ему отправляться в Шантильи и поговорить с королевой. Так будет лучше, с учетом того, какие слухи распускают при дворе все эти праздные болтуны… Ах, Анна, Анна, жизнь — суровый учитель, и его не проведешь! А ведь вам уже не двадцать лет, сударыня, а тридцать шесть, как, впрочем, и вашей подруге де Шеврез! Король прав, называя эту женщину Дьяволом. Она дьявольски соблазнительна и так же, как дьявол, увлекает всех соблазненных ею к погибели. Теперь вот в расставленных ею силках запуталась королева… Ришелье усмехнулся, вспомнив дерзкий возглас герцогини: «Я объявляю вам войну!»
Анна сильно изменилась со времени их последней встречи. Куда только делась ее надменность! Она даже предложила кардиналу сесть, но тот остался стоять. При первом же упоминании о письмах она сразу созналась, что писала брату во Фландрию и Мирабелю, желая расстроить союз между Людовиком и Карлом Лотарингским. Ришелье тяжело вздохнул. Анна посмотрела на него испуганно и задрожала всем телом.
— Надеюсь, ваше величество, вы понимаете всю тяжесть содеянного вами и раскаиваетесь в том, что совершили?
— О да, да, раскаиваюсь! — горячо отвечала Анна и поднесла к глазам платок.
— Судите сами, хотят ли вам добра те, кто стремятся поссорить вас с мужем? — мягко произнес кардинал. Анна помотала головой, закрывшись платком.
