23 декабря в 22.45 Оксана подъезжала на своей «девятке» к клубу «Делон».
Вечеринка официально начиналась в десять вечера, но Оксана рассчитала, что ранее одиннадцати звездные гости не соберутся и вечеринка не начнется. А ничего нет хуже, чем приходить на вечер одной из первых и слоняться в полупустом зале под снисходительными взглядами барменов!
«Девятку» свою Оксана оставила не на охраняемой клубной стоянке, а за углом. Ее отечественная самобеглая коляска, посчитала она, слишком. убого смотрелась бы в ряду шикарных лимузинов других гостей. Велихов предлагал ей свой «Вольво» – но не новая машина, пусть иномарка, положения не спасала.
Оксана поправила прическу, закрыла машину и завернула за угол.
У нее перехватило дыхание.
Клуб «Делон» блистал всеми огнями. На площади перед входом было светло как днем. Тысячи ламп разгоняли мрак московской ночи. Во всю мочь горели софиты телевизионщиков.
Елка, наряженная перед входом, слегка сыплющий в блеске огней снежок и красные ковры, которыми была устлана площадка перед клубом, создавали ощущение театральности. Будто Оксане предстояло сейчас выйти на сцену перед сотней глаз.
Небрежной походкой Оксана направилась через площадь ко входу. Краем глаза она видела припаркованные на стоянке автомобили гостей и порадовалась, что оставила свою «девятку» за углом. Каких марок были тамошние лимузины, она не знала, но выглядели все они шикарно. Стоял белый линкор «Линкольна».
«Значит, Алла и Филипп уже здесь», – подумала Оксана.
У входа остановился мягко подкативший «Мерседес». Шофер выскочил со своего места и отворил дверцу. Из автомобиля вышел Дмитрий Маликов. К нему бросились телевизионщики.
Оксана вошла в клуб и предъявила пригласительный билет предупредительной охране. «Прошу сюда», – указали охранники на гардероб.
Перед ней сдавала свою шубку Людмила Гурченко. Ее сопровождал парень восточного типа, едва ли не вдвое моложе звезды – которая оставалась, надо отдать ей должное, все такой же стройной, как во времена «Карнавальной ночи».
Гурченко оказалась в воздушном платье из газовой ткани чуть старомодного покроя. Плотный ремешок охватывал столь же тонкую, как сорок лет назад, талию.
Оксана отдала свою песцовую шубку гардеробщику и получила номерок с выбитым на нем числом. Номерок выглядел просто, словно в затрапезном театре.
Лишь немногие посвященные знали, что номерки в «Делоне» изготовлены из чистого серебра.
Поправляя перед зеркалом прическу, Оксана поймала не менее четырех взглядов, разом устремленных на нее.
Один из них – ревнивый, завистливый – принадлежал стареющей кинозвезде, поправлявшей прическу рядом с ней.
Другой – пристально-заинтересованный – бросил на нее молодой спутник звезды.
Третий – восхищенный – устремил на Оксану молодой охранник от дверей.
И наконец, четвертый взгляд – тяжелый, сексуальный, в котором читалось мгновенно вспыхнувшее желание, – принадлежал входящему в клуб певцу Сергею Мазаеву.
На перекрестье этих четырех взглядов Оксана вдруг почувствовала себя великолепно. То волнение, которое она испытывала, выходя из машины, улеглось.
Его место заняла радость. Она пузырьками шампанского заиграла в ее крови.
Оксана вдруг поняла, что сегодня все будет хорошо. То есть так, как она задумала.
Она и без этих первых брошенных на нее взглядов знала, что выглядит великолепно, но они подтвердили ее уверенность в себе.
Прическу и макияж ей делал сам Александр Тодчук, и ее лицо, глаза и волосы выглядели совсем просто – с той удивительной простотой, что достигается лишь очень большими деньгами заказчика и высоким талантом мастера.
А платье! Что на ней было за платье! Она купила его у самого Ямамото, модельера Нино Ананиашвили и других звезд такого же полета, не пожалев семи с половиной тысяч долларов.
Платье, как и прическа, тоже выглядело просто – чрезвычайно просто.
Ослепительно белое, оно наглухо закрывало горло и свободно падало вниз, скрывая лишние два-три килограмма. Руки были полностью обнажены – ее удивительной красоты чуть полноватые руки. Почти целиком обнажены были также длинные красивые ноги. На спине от горла шел вниз разрез, заканчивающийся чуть ниже талии. Оксана несла платье с удивительным достоинством и элегантностью, открывая почти все – маня, дразня и обещая – и почти все в то же время скрывая.
Небрежной, изысканной походкой Оксана поднялась по ослепительно освещенной лестнице на второй этаж.
В полутемном зале уже собралась звездная толпа, исполненная солидного достоинства. По периметру зала стояли столы, за которыми помещались официанты в красных пиджаках, белоснежных сорочках и угольно-черных бабочках. На столах блистали великолепием разнообразные закуски и всевозможнейшие напитки.
Подойдя к «винному» столу, Оксана заказала джин «Гордон» с тоником, лимоном и большим количеством льда, взяла бокал и отошла в сторонку – осмотреться.
В клубе присутствовало не менее двухсот человек. Они стояли группами с бокалами и тарелками в руках. Вдали на возвышении помещались Филипп, Алла и непременный участник выходов в свет звездной четы – важно державшийся львом поэт Резник в красном смокинге и красной бабочке. Подле них был также маленький пышноволосый колобок Юдашкин в бархатном костюме. Рядом топтался и что-то весело говорил Игорь Николаев, по-хозяйски обнимавший за бедро свою Русалку.
Совсем рядом с Оксаной стоял маленький толстячок в простом костюмчике и рубашке с распахнутым воротом – Михал Михалыч Жванецкий. В руке он держал стакан с водкой, и было видно, что это уже не первый его стакан. Рядом с ним был другой толстячок – Саша Цекало, этакий скоморох в шелковой кумачовой рубахе. Он рассказывал великому юмористу что-то смешное. Жванецкий скептически морщил губы. В глазах его скакали чертики.
Мимо Оксаны важно продефилировал третий толстяк – Сергей Крылов с художественно выбритым затылком и висящим на шее пузырьком одеколона «Кельвин Кляйн».
Трое шоу-бизнесменов – красавчик Сергей Лисовский, бритый Игорь Крутой и печальный Борис Зосимов – о чем-то негромко говорили между собой. В их руках не было даже бокалов. «Странно, – подумала Оксана, – а я-то думала, что они враги».
Чуть поодаль какие-то деловые вопросы решали похожий на шкаф Саша Любимов и краснолицый Эдуард Сагалаев. Прошел, весь в белом, в своем неизменном шейном шарфике, с немигающим лицом Андрей Вознесенский.
Оксана, обозревая мужчин, поняла: каждый – и Жванецкий, и Лисовский, и Любимов, и даже, казалось, равнодушный ко всему Вознесенский – приметил ее. Она была чудо как хороша: с черными как смоль волосами, блистающая влажными черными глазами, в своем ослепительно белом закрыто-открытом соблазнительном платье.
Она уже привычно порадовалась этому. Поняла, что любой из этих знаменитостей счел бы за честь познакомиться с ней и мечтал бы увезти ее отсюда. Новая порция радости опьянила ее. Она весело подумала: «Дудки! Дудки вам всем! Совсем не ради вас я пришла сюда!»
