Ей открылось множество маленьких секретов из жизни молодого журналиста Полуянова. Дима обещал жениться девчушке из школы юного журналиста – а та, представьте, школьница, – ей еще семнадцати нет! Дима заиграл редакционный фотоаппарат стоимостью в тысячу долларов. Дима писал материал о бомжах – и умудрился заразиться от них педикулезом…
Вся эта информация представляла безусловный интерес. Интерес для праздных сплетников и сплетниц. Но совсем не проливала свет на вопрос о том, что же все-таки произошло в Диминой квартире.
– Не вырисовывается у меня путной картины, – важно сказала Таня небритому Диминому корешу Сашке.
Оба они – и Сашка, и Дима – работали разъездными корреспондентами при секретариате, то есть, как поняла Таня, входили в редакционную элиту. Однако Дима был лет на восемь моложе. И, похоже, удачливей – поэтому Саша, как показалось Тане, завидовал Диме.
– Скрываете вы что-то от следствия, – важно повторила Таня.
Спецкор Саша устало закатил глаза:
– Да нас уже менты так достали! Ходили целый день, лезли с вопросами.
Теперь тебя вот прислали – все им мало… – Сашка скрипучим голосом передразнил:
– «А с кем Дима спал?.. А где Дима работал?.. А над чем он работал?.. А как шел его творческий процесс?..»
– Ну и как он – процесс то есть – шел? – невинно поинтересовалась Татьяна. – С кем Дима спал – я уже знаю…
– В кровати он писал! – заржал Сашка. – В кровати! «Он работает, как вельможа – он работает только лежа!»
Таня где-то уже слышала эти строки. Кто-то известный из «стариков» их написал – то ли Слуцкий, то ли Мартынов, то ли Евтушенко. Нет, кажется…
Анциферов! Был и такой!
– Наш юный гений, – продолжал Саня, – говорил, что между рукой и бумагой должно возникать притяжение, мистическая связь!
Таня знала, что творческих людей хлебом не корми – дай позлословить о коллеге. На это качество она рассчитывала, планируя свою миссию на место работы Димы Полуянова – а также на то, что журналисты будут всячески выставляться перед незнакомой симпатичной девушкой, пусть даже из прокуратуры.
Расчет оправдался вполне.
– Наш герой запасался кофеем и сигаретами и кропал, лежа на диване, – продолжал Сашка ерничать по поводу отсутствующего соратника. – Этакий Некрасов периода «Последних писем»!., У него и стол-то вон пустой. Одни бутылки и презервативы!
– И что, он вот так, лежа, писал, а потом все это сразу в газете печатали? – прикидывалась дурочкой Татьяна.
– Конечно, нет – он диктовал личной машинистке!
– А у него даже компьютера не было?
– Не было, не было у него этого бесовского ящика!
– Ни на работе, ни дома?
– Нигде! Только личная машинистка! И даже, ходят слухи – не одна.
Глава 7
То же время
ПАВЕЛ
Зависть и некомпетентность правят миром.
Они неотделимы друг от друга – как шерочка с машерочкой, электрическое поле с полем магнитным и кобура с пистолетом.
Некомпетентность вызывает зависть.
Чем больше человек завидует – тем меньше у него времени на самосовершенствование. А раз так – тем сильнее его некомпетентность. И еще мощнее зависть…
Круг замыкается. И все начинается по новой. И с каждым витком – все сильнее и сильнее…
Об этом я думал, следуя из Медведок по кольцевой назад в Орехово-Борисово.
Какого дьявола, думал я, следовательша из прокуратуры с такой бультерьерской хваткой вцепилась в версию, что несовершеннолетнюю потаскушку зарезала моя клиентка? Отпечатки пальцев Татьяны на рукоятке ножа? Крик:
«Прости меня, Танечка!», который слышала соседка?
Не слишком ли несет мелодрамой? Не переела ли следовательница «мыльных опер»?
Хорошо – подозревать Татьяну можно. Но не До такой же степени, чтобы мерой пресечения избирать заключение под стражу! Сразу в ИВС – ее, интеллигентную девушку из хорошей семьи! Миллионершу! Неужели нельзя было обойтись подпиской о невыезде? Хорошо еще, что у Татьяны такие боевые родители – а то куковать бы ей сейчас в ИВС на нарах вместе с бродяжками и проститутками.
Может, дело в другом? Может, следовательнице – судя по рассказу Тани, толстой климактерической тете, – просто не понравилась моя клиентка? Не понравились ее молодость, красота? Следовательница позавидовала ее независимому, богатому виду? И – в рамках своих возможностей и полномочий – просто отомстила ей?
За свою не-молодость, не-красоту и бесталанность?
А что очень может быть. Очень даже это по-женски.
К тому же как удобно для следователя заключить мою героиню под стражу!
«Подержу-ка я ее под замком – глядишь, сознается балованная богачка, что девушку зарезала!» А как же Дима? Как же его исчезновенье? «А может, она и в этом преступлении сознается!»
Так, мысленно дискутируя со следовательницей, я миновал повороты сперва на Щелковское, потом на Горьковское шоссе и приближался к Рязанскому проспекту. Потом оборвал себя: «Возможно, я не прав. Я ж следователя не знаю. И досконально всех обстоятельств дела не знаю. Пока не знаю… Возможно, незнакомая мне работница с Петровки – перл ума, доброты и профессиональных знаний. Что возводить на нее напраслину!..»
Однако чувствовал я, что объяснять исчезновение Димы следует не бытовыми причинами, а скорее его профессиональными обязанностями. Разве мало у нас убивают и похищают журналистов!..
Хотя, конечно, режут собутыльнику горло после бутылки «беленькой» куда чаще…
Разговор с матерью Полуянова пока работал на «профессиональную» версию.
Мать Полуянова, Евгения Станиславовна, проживала в однокомнатной квартире на проезде Шокальского. Сперва она оказалась не более разговорчивой, чем наглый и жирный ее кот Бакс. Исчезновение сына и труп девушки, обнаруженный в его квартире, так подействовали на нее, что она все время плакала. От зрелища слез, почти непрерывно текущих по нестарому еще лицу, щемило сердце.
Евгения Станиславовна недавно вышла на пенсию, поэтому ничем другим, кроме как мыслями о сыне, занять себя не могла.
Разговорилась она только после того, как я прикрикнул на нее:
– Заварите мне, наконец, чаю!
Только тогда она спохватилась, пригласила меня на кухню и принялась потчевать коврижкой, которую, по ее словам, только что испекла. Коврижка оказалась жесткой, как камень. Пекли ее никак не раньше, чем неделю назад. Я понял, что после исчезновения сына все дни для бедной женщины слились в один.
Оставаться ей одной в пустой квартире в таком состоянии никак было нельзя, и я спросил, есть ли У нее в Москве друзья или родственники. Оказалось: только двоюродная сестра, прочие проживают в Петербурге. Я настоял, чтобы Евгения Станиславовна немедленно позвонила сестре. Женщина и сама, как она призналась мне, хотела это сделать, да ей было стыдно рассказывать родственнице о том, что приключилось с Димой.
