Я принялся аккуратно подтормаживать. До знаков «уступи дорогу» и «только направо» оставалось метров двадцать.
Деревья загораживали мне обзор того, что творится на перпендикулярной дороге – но, кажется, в потоке машин, несущихся по ней, появился просвет.
«Мерседес», обгонявший меня слева, поравнялся с нашей «девяткой».
Бандит-пассажир выстрелил мне прямо в лицо. В этот момент я придавил акселератор, и пуля попала в стойку машины.
Не сбавляя скорости, я вылетел на перпендикулярную улицу и пошел не направо, как предписывали знаки, а налево, наперерез движению.
Машины, летевшие мне в бок и успевшие хорошо разогнаться после последнего светофора, были несказанно удивлены. Они даже сигналить не успевали.
Каким-то чудом я проскочил сантиметрах в десяти перед «КамАЗом». Еще прибавил газу и едва разминулся с летевшей по третьей полосе «Ауди».
Вылетел, вихляясь, на резервную полосу и помчался по ней налево.
«Мере» с бандитами попытался повторить мой маневр. Но глазомер у водилы оказался неважным – или его столь качественно ослепила Татьяна?
Раздался дикий визг тормозов, а затем грохот.
В зеркало я наблюдал сладостное зрелище.
Машина-бетономешалка ударила «Мерседес» в бок, отбросила его, закрутила.
Идущий по следующей полосе «КамАЗ» въехал «мерсу» прямо в лоб.
Бандитскую «девятку», хромающую на обе ноги, мы оставили на автобусной остановке у парка Кусково, который расстилался неподалеку.
Вышли с Таней из машины и углубились в лес. Таня взяла меня под руку.
Идти со мной в ногу ей мешали высокие каблуки.
– Подожди минуту, – прошептала она, оперлась на мою руку и скинула туфельки.
Лицо ее раскраснелось. Она взяла туфли в руку и искоса взглянула на меня.
В ее лице явно читалось восхищение. Какая женщина не влюбится – хотя бы на пять минут! – в человека, который только что спас ее от неминучей гибели!
Но сейчас нам было не до чувств-с.
Мы отмахали с полкилометра в глубь парка и вышли на поляну. Была надежда, что здесь мой сотовый телефон (абсолютно беспомощный среди деревьев) будет работать. Надежда оправдалась.
Я набрал номер своего офиса.
– А-алле? – раздался ленивый голос Римки.
– Слушай внимательно и запоминай, – сказал я. Времени на то, чтобы отчитывать Римку, как надо отвечать по телефону на службе, не было. – Но ничего не записывай.
– Слушаю, босс, – чуть насмешливо сказала Римка. Впрочем, она была толковой девочкой, и я не сомневался, что она выполнит мои указания. Если не станет проявлять ненужной инициативы.
– Первое. Возьми запасные ключи от моей «восьмерки» – они в ящике стола. «Восьмерка» стоит на Вешняковской улице, во дворах. У почты – той, где наш абонентский ящик. Можешь пользоваться машиной все выходные.
– Ура, – проговорила Римка.
– Через час, – продолжил я, – подъедешь к концу аллеи Первой Маевки, это на окраине Кускова. Посадишь в машину нашу последнюю клиентку. Отвезешь ее к себе на дачу…
– Ну, Павел Сергеич, у нас же шашлыки…
– Ничего, она твоим оргиям не помешает. Принимай ее, как дорогую гостью. Если что-то вдруг случится до вашей встречи – я дал ей свой мобильный, сможешь ей позвонить. Со мной связь – только по пейджеру. Все поняла?
– А мужика клиентке предоставлять?
– Она сама разберется. Повтори, как поняла. Римка повторила. Она была девчонкой исполнительной, хотя и балованной.
– До связи, – попрощался я с секретаршей. Татьяна внимательно слушала наш с Римкой диалог.
– А меня ты спросил? – сказала она, едва я закончил разговор.
Она впервые назвала меня на «ты».
– Теперь ты мне платишь, – ответствовал я (столь же непринужденно, как и она, переходя на «ты»), – не только за то, чтобы не попасть в тюрьму, но и за то, чтобы остаться живой.
– Сумма остается прежней? – съехидничала Татьяна.
Я видел, что она готова выполнить мои условия насчет Римки, дачи и прочего – просто сейчас ей пришла охота по-бабски покапризничать. Она, видать, была из тех дамочек, которые не позволяют, чтобы их чувства взяли верх над рассудком. Теперь она своим непослушанием компенсировала то минутное восхищение, которое испытала по отношению ко мне.
– Сумма остается прежней. Но от премии я не откажусь.
– Пока что тебе не за что платить даже основной гонорар.
Последнее слово все равно осталось за ней…
* * *
Я провожал Татьяну. Мы шли по парку (больше похожему на лес) не спеша.
Наслаждались – насколько это позволяли наши обстоятельства – мягким солнечным вечером.
Татьяна шлепала босиком. В течение нашего двухдневного знакомства я несколько раз наблюдал за ее превращениями. Она уже представала передо мной: богатой молодой леди; перепуганной до смерти девчонкой; уверенной в себе сыщицей. Теперь же она выглядела скромной девушкой, пришедшей в парк на первое свидание. Шагала босиком по пыли. Доверчиво опиралась на мою руку, когда надо было перепрыгнуть канаву.
Прическа ее растрепалась. Лицо было безмятежно. Мы оба молчали.
На опушке леса остановились.
Издалека, сквозь деревья, я видел, как по абсолютно тихой улочке, окаймляющей лес, катилась на малой скорости моя «восьмерка». За рулем сидела Римка.
«Хвоста» не было.
«Восьмерка» затормозила.
– Ну, иди, – сказал я.
То, что мы перешли с Татьяной на «ты», теперь казалось абсолютно естественным. Лихая погоня и последовавшая за ней неспешная прогулка сблизили нас.
– И я тебя умоляю: отсидись на даче. Хватит с тебя приключений. Не вылезай хотя бы в выходные. А там созвонимся.
– Да, партнер, – скромненько сказала Татьяна. Ее смиренность выглядела подозрительной. Она повернулась ко мне. Приподнялась на цыпочки. Положила одну руку на плечо. И поцеловала в губы.
Поцелуй длился несколько дольше, чем это допустимо между друзьями.
* * *
Домой, на Пушкинскую улицу (которую я упорно не воспринимал под старо-новым названием Большая Дмитровка) я добрался около восьми.
Центр был пустынен. Все, кто мог, уже смотались за город.
Мой подъезд выходил аккурат на фасад Генеральной прокуратуры. Когда семь лет назад мы с Ириной въезжали сюда, она шутила, что скоро мне будет совсем близко ходить на работу – только улицу перейти.
Тогда я еще работал следователем. Но далеко не в Генеральной, а в районной прокуратуре. Ездил на работу навстречу ежедневному людскому потоку из центра на окраину. Возвращался я домой, как правило, за полночь. А Ирка к моему возвращению готовила ужин и поджидала меня за вязанием… Вскоре меня стал встречать один только ужин, накрытый тарелкой – Ирина уже спала.
