Рожа одного из бандюг, стоящих вдоль стены, показалась мне знакомой.
Это он палил в нашу с Таней «девятку», когда мы убегали от «Мерседеса» по Косинской улице.
– Что ж ты, сволочь, с места ДТП сбежал? – сказал я ему сзади ласково.
Тот дернулся.
– Говори, где журналист, а не то оформлю тебя за угон, стрельбу и прочее, – прошептал я ему.
– Пошел ты!..
– Я пойду, а ты сядешь.
Рукой, прислоненной к стене, бандит изобразил мне интернациональный жест: «fuck you!» Очень хотелось садануть его по почкам, но не в моих традициях пинать мертвого льва. А то что этот лев был, фигурально говоря, мертв, сомнений у меня не было. Я был уверен, что мои коллеги из официальных правоохранительных органов засадят парня по полной программе. Ему я, в отличие от его спутника, пребывающего в больнице Склифосовского – никаких обещаний не давал. И, честно говоря, не хотелось.
Тем более что оперативники среди вещей задержанных в это самое время отыскали четыре внушительных ключа.
После недолгих поисков была обнаружена неприметная дверь, к которой один из этих ключей подходил. Дверь вела в подвал.
С оружием наголо мы спустились по ступенькам вниз.
В подвале было еще три зарешеченных двери.
За каждой из них помещалась камера-одиночка, оборудованная по всем правилам тюремной архитектуры (заметно было, что проектировщики камер в совершенстве изучили предмет – видимо, на собственной практике). В каждой из камер располагались: деревянный топчан, прикрученный к стене столик, табурет, а также рукомойник и унитаз. Окон в камерах не было.
Все они были пусты.
После тщательного осмотра импровизированной тюрьмы я обнаружил под одной из коек две буквы, неровно написанных на стене кровью:
ДиП.
Я безо всякой экспертизы почему-то был уверен в том, что группа этой крови и группа крови Дмитрия Полуянова совпадает.
ДИМА
Они едут куда-то? Или это ему снится?
Руки затекли. Они, кажется, связаны за спиной. Ноги тоже не двигались.
Кажется, они тоже связаны.
Дима открыл глаза и ничего не увидел. На голову его был надет черный мешок.
Пол под ним тихонько подрагивал. Похоже, его все-таки везут куда-то.
Куда? Он задал себе этот вопрос – но ему было неинтересно на него отвечать.
Впервые в жизни он задавал вопрос – и не хотел найти на него ответа.
Им владело удивительно тупое, апатичное, сонливое состояние, когда не поймешь, наяву все происходит или во сне. В таком состоянии он пребывал все время с того самого вечера, как в его квартиру ворвались трое, схватили его, заткнули рот, связали… Один из бандитов тогда схватил обнаженную, замершую в ужасе Оленьку за волосы и полоснул по ее горлу ножом. Оленька попыталась закричать, в горле что-то забулькало, на голую грудь выплеснулась алая кровь…
Тогда эта сцена отозвалась в его сознании острой болью, похожей на ожог души – теперь он вспоминал о происшедшем равнодушно, словно и не с ним это происходило… Он не мог вспомнить, когда это было; сколько времени прошло с тех пор; сколько дней и ночей провел он в камере без окон на деревянном топчане… Ему давали кашу без ложки в алюминиевой посудине, несколько раз в день туда приходил человек в белом халате и прямо сквозь одежду делал ему укол. Его водили по лестнице куда-то вверх, он лежал в больничной комнате с присоединенными к рукам и груди датчиками, какой-то голос о чем-то спрашивал его. Все происшедшее было словно в сером тумане и казалось таким далеким, будто он смотрел на все в перевернутый бинокль – а вся предыдущая его жизнь была еще дальше, словно ее и не было вовсе.
Похоже, они едут. Пол под ним трясется, временами они то замедляют, то ускоряют движение. Но это отчего-то совсем не волновало Диму.
Страшно хотелось пить. Язык и губы превратились в наждак.
– Пи-ить… – жалобно прохныкал Дима.
– Он там что-то вякает, – сказал мужчина, сидевший за рулем джипа.
– Просит чего-то, – ответил второй, разместившийся на пассажирском сиденье.
– Чего ему там надо, кандидату в покойники! – сказал водитель.
– Скоро успокоится, болезный, – заржал пассажир. – Слышь, может, трахнем его напоследок?
– Не хочу. Вялый он какой-то…
Дима слышал, да не понимал, о чем говорят эти люди.
Его везли куда-то – а куда, ему было уже все равно.
ТАНЯ
Татьяна вычислила его практически сразу. Несмотря на то, что все игроки были одеты в одинаковые темно-зеленые маскировочные комбинезоны, а лица их – скрыты под защитными масками. Она определила его по тому подобострастию, с которым с ним обращались не только товарищи по команде, но и те, кто выступал на стороне «врага». И прозвище у него было соответствующее – обычных игроков называли кого «Щепкой», а кого «Лязгой», – его же именовали «Терминатором».
Все эти Щепки, Лязги и Терминаторы собрались в Ясеневе, в парке на окраине Москвы поиграть в пейнтбол.
Наверно, пейнтбол выдумали «вечные мальчишки» – которым к зрелому возрасту так и не удалось вырасти. И играют в эту игру тоже мальчишки – не важно, что у них есть усы, бороды, ранняя седина или лысина, семьи и высокооплачиваемая работа.
Пейнтбол похож на мальчишескую «войнушку» – только лучше и дороже.
Вместо игрушечных пистолетиков участники вооружены почти настоящими автоматами, похожими на автоматы Калашникова. Стреляют автоматы не пистонами, а пластиковыми шариками, начиненными красной краской. Попадая в цель, шарики лопаются, оставляя «кровавые» следы. Угодил в человека – значит, ранил его или убил. Впрочем, убить можно и в самом деле – если угодить шариком в лицо метров с двух.
Играют в пейнтбол командами – армия на армию, взвод на взвод. Цель игры традиционна – победить врага. Пристрелить его – то есть испачкать краской.
Иногда задача по желанию игроков усложняется: нужно отвоевать знамя, спрятанное на нейтральной территории, или взять в плен лазутчика. Этакая «зарница», доступная, по причине дороговизны, одним лишь «новым русским»: директорам и высшим менеджерам компаний; банкирам, уцелевшим после кризиса и всамделишных отстрелов; чиновникам, уже переставшим таиться в расходах… – Настоящие бандиты в пейнтбол не играют. Им хватает практики на московских улицах.
Так что в пейнтбол играют солидные люди.
К примеру, такие, как этот Терминатор.
Татьяна, укрывшись за пышно-зеленой березой, внимательно его рассматривала. Ниже среднего роста поджарый мужчина с жилистыми, не особо благородными и не особо ухоженными руками. Лицо его было закрыто шлемом. Из-под маски доносился резкий каркающий голос…
Уверенные жесты. Безапелляционные интонации. Его явно боялись.
