Этот мир был настолько непривычен, что он, подобно излишне человекообразному роботу, вызывал у Джил оторопь.
В этом новом идеальном мире на пуфике рядом с её диваном сидел второй инженер отдела маркетинга и чистил Джил апельсины.
Делал он это, впрочем, по той самой доброй воле, которая заставляет мужчин ухаживать за симпатичными девушками по всему свободному миру. Ну и ещё, конечно, потому, что в новом Третьем секторе не нашлось другой работы для отдела маркетинга.
— Послушай, Алекс, — Джил повернулась к сидящему рядом с ней, попытавшись уже в какой раз завести разговор на интересующую её тему, — я, конечно, ни на что не рассчитываю. Я не понимаю ни слова из объяснения Гения, и я не понимаю, какого чёрта происходит в моём секторе. Я смотрю на это всё, и… я не так себе всё это представляла.
К её удивлению, он оказался хорош не только в освобождении апельсинов от кожуры.
— Шутишь? — он вскочил со своего места и принял позу декламатора. — Тебе нужно было сразу обращаться ко мне. Очень жаль, что новое руководство игнорирует наш отдел, очень жаль. Смотри, на самом деле всё очень просто.
Он взмахнул рукой так, словно показывал какой-то фокус.
— Представь себе, у тебя есть личный ангел-хранитель…
— Не надо про меня, пожалуйста, — Джил приложила руку к сердцу. Ей не нравилось представлять себя под контролем, хоть она и не очень понимала, что это такое.
— Ладно, пойдём с другой стороны, — согласился с ней собеседник. — Вот есть человек, он живёт — для чего? Он что-то делает — почему?
— Ну, м… Люди хотят быть лучше других, хотят комфорта, хотят нравиться другим, быть богатыми, любимыми, получать удовольствие от жизни?
— А теперь скажи мне, какие из этих желаний противоречат подобным желаниям других?
Джил зевнула.
— Ну, положим, все, и что?
— То, что люди принимают решения, которые вредны обществу. И, принимая такие решения, они зачастую причиняют вред и самим себе. Убиваешь — садишься в тюрьму, твоя жизнь испорчена плюс ещё кого-то ты убил. Лучше не стало никому…
— Так при чём здесь оружие?
— Оружие? А-17? Я же сказал, это как иметь ангела-хранителя, никакое это не оружие. Эта штука незаметно для тебя меняет твои плохие мысли на хорошие и полезные. Кроме того, она позволяет координировать действия людей и принимать решения, которые будут хороши для всех, а значит, в конечном счёте выиграют от этого все.
— То есть… Подожди, ты и я тоже можем быть под его воздействием и не догадываться об этом? — Джил выронила вилку.
— Вполне, — согласился с ней Алекс, — но я так не думаю. Видишь ли, эта штука очень влияет на такие вещи, как способность принимать решения, не связанные с деятельностью внутри коллектива. Да и алгоритм, как ты понимаешь, никогда прежде не применялся, поэтому на фиксирование всех багов уйдёт месяца полтора как минимум, и это ещё будет беспрецедентно короткий срок, учитывая даже самообучаемость системы и участие всех нынешних специалистов корпорации. Следовательно, Гений не может применить А-17 на тех, с кем он работает, иначе он останется в одиночестве. На нас с тобой применить его, конечно, можно, но зачем?
— И что же, нет никакого способа защититься?
— О, конечно, есть, — радостно ответил ей Алекс, — отключить внешнюю память. То есть вытащить.
— Что?! — Джил чуть не подскочила от негодования.
— Вот ты в каком году родилась? — не обращая внимания на её бурную реакцию, поинтересовался Алекс.
— В шестьдесят втором, — ответила она.
— М… Шестьдесят второй… Замечательный год, чтобы в него родиться. Но, увы, если ты родилась после две тысячи сорокового, ты, ммм… ты, скорее всего, забудешь почти всё, что помнишь, а может, вообще разучишься говорить, кто знает…
— Причём здесь год моего рождения?
— Это всё приблизительно, конечно, но больше девяноста восьми процентов людей, родившихся после этого года, получили внешнюю память в возрасте до десяти лет. Их, то есть наша, внешняя память, скажем так, плохо отделима от биологической.
— Но что же получается… это настолько опасно? И куда смотрел ваш хвалёный Комитет по этике?
Алекс с довольным видом поправил волосы. Он откровенно наслаждался её вниманием.
— Это-то как раз и стало одной из причин его усиления. Люди по всему миру боятся нашего А-17, ну и комитет, конечно, боится больше всего. Потому все так и липнут к этому проклятому комитету, что верят, будто он сможет остановить прогресс. Ха! Ты не поверишь, Джил, — он в неожиданном порыве спикировал на диван и схватил её за руку, — я рад, что живу в Третьем секторе, ничего подобного не происходило с нами никогда. Я впервые рад тому, что я здесь. Это история, Джил. Это наша история.
Но Джил его восторга не разделяла.
— Так что же, мой сектор теперь — какой-то улей или муравейник?
— Замечательно! Просто замечательно! — согласился с ней собеседник. — Я должен это запомнить.
— Нет, дорогой мой, — Джил, недовольная его тоном и поведением, встала с дивана, — это не только не замечательно, это мне просто очень не нравится. Мы решили все свои проблемы, заговорщики выслежены, их давно пора собрать в одном месте и, например, расстрелять. А то это, знаешь, как-то очень несправедливо, что посадили одного Эс, и того абсолютно ни за что. И знаешь, что ещё?
Она выдержала паузу. Алекс внимательно посмотрел на неё, но всё равно в лучах солнца он видел лишь силуэт Джил, облокотившейся на широкий подоконник.
— Я практически уверена в том, кто стоит за всем этим. С каждой минутой у меня остаётся всё меньше сомнений в этом.
— И кто же? — непонимающе спросил её Алекс. Его грубоватые ногти впились в очередной апельсин.
— Тебе не кажется странным то, что Гений не отключил это ваше А-17 сразу после того, как необходимость в нём отпала? Он так замечательно прикидывается умственно неполноценным, но давайте посмотрим на факты. Мой отец не давал ему никакой жизни, сколько я себя помню. Гений не получал ни нормальной зарплаты, ни отпуска, — и это вся благодарность одному из лучших сотрудников. Он даже не мог свободно заниматься тем, что ему нравилось, вечно находясь под началом то Эс, то кого-нибудь ещё. Какова благодарность, а? Мне даже жаль его, но другой вопрос — что нам-то теперь делать с этим психопатом? Он ведь в жизни ни за что и никогда не выпустит Эс из тюрьмы, будь он хоть трижды невиновен…
— Постой, — пальцы Алекса остановились на середине апельсина, а сам он, подойдя к Джил, посмотрел ей в глаза, — то есть ты думаешь — это Гений убил твоего отца?
— Ну надо же! — Джил сделала шаг назад, недовольная дистанцией между ними.
— Но погоди, ты что — серьёзно? — он скорчил какую-то невероятную гримасу и покрутил пальцем у виска.
— Разумеется, я серьёзно. Я что, стала бы с этим шутить?
