В последние несколько дней он как будто взбесился. Гений не понимал или не хотел понимать, что все над ним смеются, что он выглядит глупо со своей беспричинной ревностью, что Эмри может разговаривать и танцевать с кем угодно, ей не нужно на это его разрешение.
— По какому праву ты увёл меня с праздника? Кто ты вообще такой, чтобы так со мной поступать? — громко спросила она, остановившись и вырвав локоть из его руки.
При этом её золотистое платье, сплетённое из крупных звеньев на манер кольчуги, издало шелестящий звук. Это платье, по его мнению, было слишком откровенным и совершенно непригодным для официальных мероприятий, но разве её волновало его мнение? «Ты считаешь меня частной собственностью, вот причина всех твоих недовольств», — повторяла она про себя.
И так оно и было, именно так оно и было, Гений готов был это подтвердить. Его сводила с ума сама мысль о том, что Эмри уйдёт. Он видел, что безразличен ей, что она ищет чего-то другого, и тем сильнее был его страх, тем большую угрозу он видел в других мужчинах, с которыми она общалась: он не понимал, что именно надо делать, а они понимали. Они и Эмри были объединены общей тайной социального протокола, в которую он не был посвящён. Эта неясная и постоянно ощущаемая угроза, казалось, уничтожила всё хорошее, что между ними когда-то было, и теперь даже он сам готов был признать, хоть это и было бесконечно грустно, что Эмри больше ему не друг, не человек, которому он мог когда-то доверять, она — вещь, без которой он не представляет себе дальнейшей жизни, вещь, в любимости с которой не сравнится ни одно из его изобретений.
«Как мы уничтожили что-то настолько идеальное, как наши чувства? — спросила себя Эмри. — И может быть, ты прав: это не мы, а общество, которое давило на нас? Но до какой же степени надо отрицать свободную волю, чтобы с этим согласиться?»
— Почему ты так себя со мной ведёшь? — спросила она, но гораздо мягче. — Я не хочу, чтоб ты меня ревновал. Если я в чём-то виновата, прости меня.
И поскольку Гений так и стоял посреди прихожей с выражением крайнего неудовольствия на лице, она вернулась к нему и, забыв о своём возмущении, поцеловала его.
— Ага, конечно, именно так всё и было, — вмешалась неизвестно откуда взявшаяся Эмри номер два. За ней было неоспоримое преимущество: во-первых, она была в два раза моложе, во-вторых, куда реальнее. Тогда как Эмри номер один была нелепой фантазией, Эмри номер два существовала в действительности, пусть и восемнадцать лет тому назад.
— Ты наглое, неблагодарное ничтожество, — сказала Эмри номер два, обращаясь к Гению. — Я пытаюсь заставить других уважать тебя, а ты делаешь посмешищем и себя, и меня заодно. Всё, что ты можешь, — страдать и выкидывать несусветные глупости. Ты думаешь, что чем-то отличаешься от тех, других людей из корпорации? Разве что в худшую сторону. Ты просто не можешь получить всё, чего хочешь, а они могут. В остальном ты точно такой же: ты уверен, что я тебе принадлежу. А я никогда и ничего тебе не обещала, ясно тебе?
— Знаешь, почему ты никогда не нравилась мне, Эмри? — спросил так же из ниоткуда появившийся Роулс. — Я всегда презирал тебя настолько, что даже мысль об интрижке с тобой была мне противна. Ты просто пешка, которую я двигал по доске, жалкое безвольное существо, погрязшее в своих заблуждениях. Ты думаешь, тебя направляли собственные желания и убеждения? О, ну теперь-то ты видишь, что это не так.
— Так это ты проголосовал против меня на экзамене в MJ? — спросила Эмри номер один.
— Да ты ещё и не слишком умна. Откуда мне знать? Я всего лишь плод твоего воображения, — ответил он с нескрываемым удовольствием, после чего продолжил: — Ты думаешь, ты правда сама выбрала себе мужа, Эмри? Как думаешь, Эс обратил бы на тебя внимание, если б я ему не подсказал? А может быть, ты считаешь, что любила свою семью? Какая глупость с твоей стороны: у такой марионетки, как ты, просто не может быть никаких чувств. Разве что необходимость сохранить лицо — вот и всё, что тебя волнует.
Эмри номер два, которая, как и воображаемый Роулс, почему-то оказалась вдруг чуть ли не в два раза выше Эмри номер один, ухмыльнулась и подошла к Роулсу, а тот обнял её за плечи. Они переглянулись.
Несуществующая Эмри номер один тоже почему-то изменила пропорции и прижалась к воображаемому Гению, который закрыл её левой стороной своего пиджака так, будто это могло спасти их обоих от неминуемой развязки.
— Эмри, что с тобой? — она очнулась от того, что Сонцев трясла её за плечи.
— Надеюсь, ты о плане действий так задумалась, — сказал Моррван.
— Ага, почти, — ответила ему Эмри, до сих пор находящаяся под властью безумной галлюцинации.
— С тобой уже минут пять Роулс пытается связаться, — объявила ей Сонцев.
— Нет, я не хочу, — Эмри испуганно замахала руками. — Я больше не в состоянии. Я не могу больше управлять операцией. Делайте, что считаете нужным.
— Хорошо, — Сонцев посмотрела на неё с нескрываемой тревогой и тут же включила экран.
— Сонцев? — удивился Роулс. — Не ожидал тебя увидеть. А где же ваш новый исполняющий обязанности? Или с обязанностями уже не справляется?
— Тут я, — Эмри повернулась лицом к экрану.
— Очень хорошо, — Роулс улыбнулся. — Хотел передать тебе привет. Впрочем, лучше она сама это сделает.
— Да чтоб тебя! — Моррван выругался, глядя на появившуюся в кадре и помахавшую им рукой Анну. — Сколько можно, Джим? Это уже слишком.
— Да ничего такого, просто решил перестраховаться.
— И взял дочь Эмри в заложники? Ты просто чудовище, Роулс, — воскликнул Моррван.
Анна, впрочем, выглядела уж слишком довольной для заложницы. На лице её красовалась широкая улыбка, она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и наматывала на пальцы правой руки одну из длинных металлических цепей на шее.
— Как грубо, — Роулс коротко рассмеялся. — Я не стал бы называть это так. Просто хочу, чтоб у вас, а в частности у вашего нового председателя, не осталось никакого выбора, кроме правильного. Устроим справедливый обмен: она мне — Гения, я ей — её любимую дочь. Так что я сажаю самолёт.
— Ну, знаешь ли, Джим, это запрещённый приём, — возмутилась Сонцев.
Сонцев впервые за весь разговор посмотрела на Эмри, которая, казалось, впала в оцепенение: она сидела и широко открытыми глазами таращилась на стену. «Слава богу, она так вовремя сложила с себя полномочия», — подумала Сонцев и приготовилась продолжить свой ответ.
Но Эмри внезапно очнулась и встала с неудобного стула, встретившись взглядом с видеоверсией бывшего председателя.
— А теперь послушай меня, Джим Роулс, — сказала она угрожающе спокойно. — Ты думаешь, ты такой умный, ты всех нас переиграл? Я говорю тебе на полном серьёзе: только попробуй посадить свой самолёт на территории MJ или Третьего сектора — и я собью его. Лично. Ты больше не смеешь говорить нам, что делать, ясно тебе? Время твоих манипуляций и твоего шантажа закончилось, у меня лопнуло терпение. Я клянусь тебе: твоя смерть будет максимально мучительной.