Дверь в зал скрипнула, приоткрылась.
– Помогите! – громко крикнула Надя Она чувствовала, что пальцы на левой, более слабой руке уже разжимаются.
Никого. Надя отчаянно обернулась к двери – и левая рука разжалась, тело сразу налилось тяжестью и с удвоенной силой потянуло ее вниз.
– Пожалуйста! – умоляла она: то ли того, кто за дверью, то ли себя.
Тишина. А Дарья Михайловна все никак не может справиться с лестницей.
– Падаю, – спокойно, уже примирившись с неизбежным, сказала Надя.
И в эту секунду в зал ворвался сторож Максимыч.
* * *
Этой ночи – если считать за ночь отдых и расслабление – у Митрофановой не было.
Из библиотеки ее отправили на такси. С шофером договаривалась начальница. Она же и сунула водиле двести рублей. Плечо заведующей наскоро перевязали собранными со всех охранников носовыми платками – лестница расшибла его в кровь. Дарья Михайловна хоть и морщилась, но держалась гренадером.
У Митрофановой даже не осталось сил говорить. Она вяло, еле шевеля уставшими губами, попрощалась. Шофер удивленно посматривал на нее в свое зеркальце, качал головой. Едва они выбрались на шумную, полную магазинчиков Маросейку, деловито предложил:
– Эй, подруга! Тебе выпить не надо?
Оскорбляться за дурацкий вопрос сил тоже не было.
Да и оскорбления Надя, в общем-то, тоже не усмотрела.
Скорее – заботу о ближнем.
– Можно и выпить, – как бывалая, согласилась она.
Машина остановилась у полной молодежи торговой точки, и Надя купила, поражаясь высоким центровым ценам, трехсотграммовую бутылочку коньяка. Прямо в машине и отпила – добрый, горячий глоток.
– Ты это.., аккуратней, – заботливо посоветовал шофер.
К дому он домчал ее быстро, но Надя не сразу поднялась к себе. Сначала заглянула в ночной магазинчик и купила на остатки денег пару лимонов – закусывать коньяк.
Так и просидели с Родионом почти до утра: Надя над рюмкой, верный пес – у нее на коленях.
Надя снова и снова вспоминала свой ужас, когда пальцы рук сводило судорогой, а ноги – тыкались в пустоту. Как наяву слышала за дверью осторожные шаги – вот он, спаситель! – но в зал все никто не входил и не входил… Надю передергивало, и даже обжигающий коньяк не помогал…
…Оказавшись наконец на безопасном полу, Надя, все еще пребывая в тумане, вместе со сторожем осмотрела стремянку Всегда ее вершина – там, где две лестницы сходились – крепилась двумя болтами.
Сейчас оба болта отсутствовали.
Потрясенный Максимыч произнес гневный спич о технике безопасности. Он кричал, что крепления нужно проверять ежедневно, что Надя могла разбиться насмерть… Но его не слушали. Надя мелко дрожала, Дарья Михайловна пыталась остановить кровь, текущую из ее разбитого плеча.
А сейчас, подогретая коньяком, Митрофанова вдруг подумала: "Сроду никто эти болты не проверял. И все всегда было в порядке. И только сейчас… Только сейчас, именно подо мною, лестница разъехалась… Именно сейчас, когда я стала что-то вынюхивать… Болты вывинтили специально?!"
Коньяк жег горло, от лимонной кислятины сводило скулы. Капелька сока попала на Родиона, и тот обиженно фыркнул, мотнул головой в сторону спальни: иди, мол, хозяйка, отдыхай! А я рядом с тобой поваляюсь…
Но спать не хотелось – болели пальцы рук, по-прежнему дрожали ноги, а сердце – тревожно колотилось.
Дарья Михайловна разрешила Наде завтра на работу не выходить. Мужественно сказала: "Сама справлюсь.
Или Кирке увольнением пригрожу, чтоб неповадно было симулировать".
Надя не сказала, что на работу она не придет вообще.
"Зачем Наташке понадобились эти справочники?
Именно сегодня? Она же никогда по медицине ничего не читала. Меня расспросит – и счастлива. Но нет, подай ей справочники! Могла бы и в хранилище заказать, в фондах наверняка они есть – и поновее, чем в нашем зале! И с лестницей этой она, пожалуй, переиграла: боюсь, мол, и все туг. Вроде не такая уж и трусиха… Но лезть заставила меня… А кто под дверью в зал стоял, когда я падала? Ведь явно: там кто-то был, я сама видела, как дверь приоткрылась. Наташка наблюдала? Нет, вряд ли – ее же в хранилище отправили. Не пошла? Но я ее шаги сама слышала, она пулей от зала понеслась, чтобы Михайловна не передумала, не заставила ее на стремянку лезть… Кто тогда стоял за дверью?"
И тут Надя вспомнила, как смотрела на нее в буфете Машка из газетной читалки. Так не смотрят на тех, кто тебе просто несимпатичен или неприятен. Такими глазами, пылающими от злобы, глядят только на врага. На кровника. На того, кого собираются уничтожить.
Надю передернуло. Она вцепилась в мягкую, теплую тушку Родиона, прижала собаку к себе.
Сломанная стремянка – это не случайность!
А раз так – Надя немедленно увольняется. Они не будет ходить по лезвию! Не будет дожидаться, чтоб ее убили или покалечили! Подумаешь, полуяновское задание!
Жизнь-то – дороже!
"И что дальше? В заначке у меня – триста рубликов, зарплата послезавтра. Если уволюсь – без предупреждения, – то, пожалуй, и не заплатят. Ну и плевать. Есть же деньги на книжке. На черный день – вот он как раз и настал, черный. Перебьюсь. Найду себе другую работу. Меня в любую библиотеку возьмут – квалификация позволяет. А конкурса в читальни у нас нет".
Бутылочка с коньяком неумолимо пустела. Надя ощущала во рту противный алкогольный запах и была самой себе отвратительна. Зато чувствовала: сон где-то рядом, еще глоток – и она провалится в тяжелое, хмельное забытье.
Пример ей подал Родион – спрыгнул с колен, пошлепал в спальню. Надя, пошатываясь, отправилась за ним и, не раздеваясь, повалилась на кровать. Уже засыпая, вдруг подумала – как об уже выстраданном, неизбежном: "Не дождутся они все! Я – не уволюсь! Я – справлюсь!"
* * *
Ровно в половине девятого Надя уже открывала зал всеобщей истории.
Спала она три часа и проснулась сама, без будильника. Взглянула на часы – только семь – и вспомнила, как говаривал ее непутевый папаша: "У алкоголика – сон короток!" Прислушалась к себе: голова на удивление ясная, и похмеляться (вроде бы полагается после такого-то количества выпивки!) решительно не хочется. Правда, от мысли о традиционном ледяном душе тоже бросает в дрожь…
Надя с презрением покосилась на банку с чаем – и, по примеру Полуянова, заварила себе крепчайшего кофе.
"Они в атаку? И я – в атаку, – бормотала она, морщась от кофейной горечи. – Вернусь я в библиотеку, еще как вернусь. У меня там дел еще – ого-го-го! Лестницу осмотрю повнимательней. На Дарью Михайловну наеду: кто из наших вчера в зал заходил, пока я в буфете была? И еще: узнаю, кто из девчонок после девяти вечера оставался. Ведь, когда я падала, под дверью снаружи точно стояли. И радовались. Всего делов-то: журнал ухода посмотреть. Или еще проще: Максимыча спрошу Он наверняка, когда в зал бежал, кого-то из наших по пути встретил! Вот пусть и колется".
