Бородинскую битву). Провидел он якобы и то, что во время Отечественной войны 1812 года Москва будет оставлена русскими войсками.
Еще в августе 1812 года, спасаясь от наполеоновских войск, граф Николай Потоцкий вместе с семьей, состоявшей из жены и единственной семилетней дочери Марии, покинул Москву Более ни в Белокаменную, ни в Санкт-Петербург он не вернулся. С той поры он безвыездно жил в своем имении близ села Никитинского.
В свете его постепенно стали забывать.
Отрывочные свидетельства, дошедшие до нас о графе Потоцком и его образе жизни, позволяют с большой долей вероятности судить, что он страдал от тяжелого психического недуга – причем данный недуг с годами прогрессировал. К концу жизни Николай Петрович Потоцкий никого не принимал и никуда не выезжал. Более того, он практически не покидал своего кабинета в имении. О нем трогательно заботился его верный слуга Тимофей.
Однако семейные предания фамилии Скопиных-Потоцких окружили имя Николая Петровича ореолом провидца. В частности, из поколения в поколение Скопиных передавалась легенда, что он якобы предвидел смерть своей жены от грудной жабы, последовавшей в 1819 году. Кончина эта, как утверждает легенда, последовала точно в день, указанный старым графом. А в 1822 году, рассказывают, старый граф Потоцкий предсказал, что его единственная дочь Мария умрет родами.
Прорицание это произошло, по преданиям, при следующих драматических обстоятельствах. До молодого мужа дочери, князя Василия Скопина, дошли отрывочные слухи о провидческом даре графа Потоцкого. Юный князь почитал себя мистиком – потому еще до женитьбы долго добивался свидания с графом-"прорицателем".
Семья Потоцких всячески старалась сему воспрепятствовать. Однако настойчивость князя Василия взяла верх.
И, по его настоянию, молодая чета, Мария Скопина-Потоцкая и князь Василий, сразу после венчания отправилась в Никитинское.
Муж, Василий Скопин, был немедленно принят тестем, уже изрядно безумным. В тот момент, говорят, старый граф Потоцкий сделал ему прорицание о том, что его молодая супруга – то есть дочь Потоцкого – умрет родами.
Молодой супруг чрезвычайно легко поверил в предсказание тестя. Чтобы прекратить с Марией всяческие отношения – и тем спасти ей жизнь! – он немедленно безо всяких объяснений в одиночку уехал из Никитинского. Однако рассказывают, что его поспешное бегство не спасло Марию Скопину-Потоцкую, "Семя, – как гласит предание, – уже было заронено". Через девять месяцев, в точно предсказанный старым графом Николаем Петровичем день, а именно 19 января 1823 года, Мария Скопина-Потоцкая, дочь старого графа, действительно скончалась при родах.
Ребенок остался жив. Это был мальчик. По настоянию отца, князя Василия, его назвали в честь деда, графа Потоцкого, – Николаем.
Воспитанием Николеньки, сначала с помощью мамушек и тетушек, всецело занимался его отец, молодой князь Василий Скопин.
Через несколько месяцев скончался старый граф Николай Петрович Потоцкий. Князь Василий Скопин с сыном переехали в Никитинское. Кстати, судьба уникальной библиотеки графа Потоцкого, состоявшей из многих томов по алхимии и астрологии, до сих пор неясна. Неизвестно, что сталось с рукописными тетрадями с предсказаниями, над которыми Потоцкий работал в последние годы жизни в Никитинском. Есть версия, что часть из них оказалась в знаменитой масонской библиотеке графа Уварова, сохранилась в архивах и еще ждет своего исследователя…"
* * *
Дима откинулся на подушки.
"Книги… Рукописи… Предсказания… Масонская библиотека графа Уварова…" – завертелось в его голове.
Он вдруг на секунду испытал восхитительное чувство, сродни любви или влечению: предощущение открытия.
Предощущение того, что детали головоломки вот-вот встанут на место. Что он вот-вот поймет, в чем дело.
"А ведь, кажется, именно масонскую библиотеку украли, в числе прочих рукописей, из "исторички-архивички"… Не там ли находились тетради старого графа с предсказаниями? Не в них ли все дело?.. Не в его ли тетрадях?.. Сколько, интересно, они могут стоить на черном рынке – если действительно сохранились? Тетради русского Нострадамуса… Это ж сенсация!"
Забыв о болезни, Дима отложил ноутбук, откинул одеяло, вскочил и пару раз прошелся по комнате.
"Ну, положим, русский Нострадамус, – возразил он сам себе. – Ну, допустим, сенсация. Но разве столько стоят эти тетради – чтобы ради них убивать ?А может…"
Тут журналиста озарило.
"Может, дело в том, что предсказания графа Потоцкого действительно, как утверждают современники, сбывались? А он взял и в этих тетрадях напророчил, как тот же Нострадамус, – на пять веков вперед? И на двадцатый век, и на двадцать первый, и на двадцать второй?"
Полуянов, чтобы унять возбуждение, закурил. Впервые почти за двое суток болезни сигарета показалась ему вкусной.
"Ну, допустим, даже и напророчил… – продолжил он рассуждать, расхаживая по опостылевшему номеру. – Да ведь прорицания – вещь смутная, темная. Понять ничего невозможно. Воспользоваться – нельзя… Вон сколько Нострадамус напророчил. И – что? Кому-то он помог? Кто-то стал от его предсказаний богаче? Или – смерти избежал? Как там, бишь, Нострадамус писал?"
У Димы была хорошая память на стихи. Еще в школьные годы он морочил головы девчонкам лирикой Гумилева и Маяковского. Поэтому он без труда припомнил катрен:
…Закон коммуны столкнется с противодействием.
Он будет крепко удерживать стариков.
Затем сметен со сцены, оставлен далеко позади…
"Да ведь понять, что это написано про крушение коммунизма, смогли только после того, как коммунизм крахнулся. А вот до того – ни фига. И так с любым нострадамусовским катреном.
Иное дело, если бы была точная дата. О, вот тогда можно было б играть на бирже, или организовывать эвакуацию, или распродавать земельные участки: зарабатывать деньги или людей спасать. Так ведь нет их, этих точных дат. И ни у кого их не может быть. Сверхчувствительный и умный человек может предвидеть будущее.
Иоанн с его "Откровением" тому пример. Или Жюль Берн с Уэллсом. Или, к примеру, Марк Твен, который предсказал поиск преступников по отпечаткам пальцев… Но никто из них ни для одного события не назвал точной даты. А без того все предсказания – фуфло. Использовать их невозможно.
И позариться на "русского Нострадамуса" (допустим, даже он был), на откровения безумного графа Потоцкого, может только сумасшедший.
А Пола – совсем не сумасшедшая. Ох, насколько она не сумасшедшая! Она – женщина, твердо стоящая на земле обеими ногами. Ее на такой мякине не проведешь.
Я ее знаю. Я, в конце концов, спал с ней. Она, наверное, в принципе может убить. Но… Она не будет убивать ради тетрадей безумного русского графа".
Дима почувствовал, что снова зашел в тупик.
Надежда на открытие, блеснувшая было перед ним, снова погасла. Она слегка поманила его к себе – и тут же исчезла.
