Епископ Кастрский Жан д'Арманьяк, брат осужденного, укрылся в Риме у Сикста IV. Людовик XI наложил секвестр на его бенефиций, назначив Бофиля де Жюжа распорядителем его дохода. Тот серьезно подошел к делу и привлек к нему команду агентов, а потом, в 1478 году, своего племянника Луи д'Абенабля, папского протонотариуса. Король тогда велел начать следствие и судебное разбирательство в Парижском парламенте против беглого епископа; он постоянно ходатайствовал перед Римом о назначении епископом Абенабля; его посланник Этьен Паскаль впустую провел там более семи месяцев, снабженный внушительной суммой денег. В 1481 году Людовик отправил в Рим нового посланника, Жана Лаборделя, архидьякона Бове, и в том же году дал указания римским банкирам Альбертини, чтобы те провели обвинительную кампанию против Немуров или Арманьяков и втянули в игру Филиппа Гюгоне, епископа Маконского, находившегося тогда в Риме. Все это и все золото, выплаченное через посредство Медичи в Лионе, оказалось напрасным. Папа не поддался.
Женившись в августе 1480 года в Нераке на Марии, сестре Алена д'Альбре, Бофиль мог надеяться на укрепление своих позиций в Лангедоке, который не желал его принять. Это значило тешить себя иллюзиями: после смерти Людовика XI все изменилось — в конце 1483 года епископ Жан д'Арманьяк вернулся в Кастр, а Бофилю пришлось оставить графство и представить отчет, а потом и расплатиться.
Подобные затруднения все же были исключением из правила. Не все жертвы могли рассчитывать на твердую поддержку и, дискредитированные в глазах общественности умело организованными кампаниями, оказывались под колесами грозной и эффективной государственной машины. Правление Людовика XI, время громких политических процессов, ознаменовалось концом нескольких крупных княжеств и перераспределением земель, прав и полномочий. Последствия этого сказались не сразу.
Часть пятая. КОРОЛЬ И КОРОЛЕВСТВО В ВИХРЕ БУРИ
Глава первая. ОРУЖИЕ И БИТВЫ
Мы плохо себе представляем Людовика XI — воина, лично участвующего в сражениях. Однако с самого раннего возраста дофин командовал королевскими войсками — сначала в Лангедоке, потом в Оверни, Нормандии и Эльзасе. Бесстрашный и непреклонный военачальник, он быстро завоевал репутацию смелого и сурового, даже жестокого человека, остававшуюся неизменной всю его жизнь (в этом все авторы единодушны). Слава великого полководца, которую мы охотно затушевываем, выдвигая на первый план иной, гораздо более блеклый и тусклый образ мастера тайных интриг, а не человека действия, эта слава была заслуженной, завоеванной и утвержденной в пылу сражений, на поле боя. О короле говорили не только как о стратеге, владеющем также искусством набирать солдат и зорко следить за их снабжением, но и как о военачальнике, который на протяжении многих дней разделял тяготы и опасности военных кампаний, выдерживал длительные переходы и вел свои войска, в частности, в Дьепе в 1443 году, на приступ вражеских укреплений. Во время войны со швейцарцами в следующем году он не участвовал в жестоком сражении при Сен-Жаке, находясь со своими людьми в замке в нескольких лье оттуда, но затем сам провел несколько рискованных атак на города и крепости Эльзаса; 7 октября он был серьезно ранен под Дамбанхом, к северо-западу от Агено: стрела пригвоздила его к седлу.
Случаев отличиться было много. В наших учебниках, вынужденно повествующих лишь о нескольких главнейших событиях, и так уже хранящихся в коллективной памяти, говорится по большей части о «конце Столетней войны». Эта четкая хронологическая граница, проходящая через 1453 год, и акцент, сделанный на походах Карла VII с целью отвоевать Нормандию и Гиень, наводят на мысль о том, что затем начался длительный мирный период. Но это значит забыть о других, не менее крупных конфликтах, походивших на настоящие войны и беспрестанно требовавших применять оружие и бросать в бой солдат. Восстановление королевства, ослабленного английской оккупацией и раздробленного из-за распрей между арманьяками и бургиньонами, было только начато при отце Людовика XI и далеко не завершено, когда он стал королем. К тому же своим участием в Прагерии в 1440 году, а также интригами и союзами, заключенными в изгнании, в Дофине и Женаппе, он лишь усугубил положение и поддерживал атмосферу соперничества и споров.
При первых же признаках восстания Лиги общественного блага в марте 1465 года он сам выступил во главе своих ордонансных рот в Берри, командовал атакой на Ганна, а когда эта крепость была захвачена, поужинал одним яйцом, «ибо ничего другого не имелось», и повел своих людей к другим полям сражений. Летом Париж, окруженный армиями принцев, как во времена Столетней войны, выдержал длительную осаду, а король лично отправился в Нормандию, чтобы набрать войска. Позже были большие завоевательные войны, дальние походы на юг (Арманьяк, Альбре, Руссильон). Бургундские войны — на Сомме до смерти Карла Смелого, потом на севере — в Артуа, Бургундии и до самого Франш-Конте, — конечно, все они велись такими же силами и требовали столько же затрат, как и походы Карла VII на англичан.
Король Франции имел дело не только с врагами, сплотившимися против него. Часто ему приходилось вести одновременно две-три операции на фронтах, сильно удаленных друг от друга. Поэтому он был вынужден беспрестанно вступать в переговоры, чтобы обезоружить хотя бы одного из своих противников на какое-то время. Настоящего мира не было, были только перемирия, заключенные с большим трудом и на непродолжительный срок, которые к тому же плохо соблюдались и имели целью выйти из одного сражения, чтобы плотнее ввязаться в другое. Королевство, по сути, постоянно находилось в состоянии войны, и время передышки, вырванное у одного врага, позволяло только собрать силы в кулак против другого: король затягивал переговоры под Лектуром или в Руссильоне, поскольку не мог оттянуть войска с фронта на Сомме; подписывал «мир» с бургундцами, чтобы нанести удар на юге и покарать мятежников из Пер-пиньяна. Нескончаемые переговоры с англичанами, с Уор-виком или Эдуардом IV, обмены посольствами, несколько двусмысленное и зачастую сомнительное участие в английской Войне роз — все эти проекты и демарши были продиктованы той же заботой об обеспечении нейтралитета или сочувствия со стороны соседей.
Так каким же мы видим Людовика XI? Поднаторевшим в искусстве водить соперника за нос, убаюкивающим его красивыми обещаниями, заставляющим сражаться за свои интересы? На сей раз всё сходится, и легенда согласуется с действительностью.
1. Король-самодержец
Дипломатия: искусство обмана
Пожалуй, Людовик первым во Франции стал придавать такое большое значение посольствам. Порой он увеличивал их количество почти до абсурда, пристально следя за ними, держа все нити в своих руках. Владение искусством вести переговоры, которое по праву принесло ему репутацию тонкого обольстителя, ловкого и упорного, никогда не идущего на попятную, на всем протяжении его правления было, наряду с войной, главным инструментом политики, простирающейся одновременно на множество предприятий и планов.
Король намеревался вести политику единолично. Людям, которые его представляли, обычно вручали верительные грамоты со славословиями в его адрес. В отличие от Милана или Венеции, у которых он многому научился, он никуда не отправлял посла на несколько лет. Единственным постоянным его представителем был кардинал д'Этутвиль в Риме, который оставался там, поскольку хорошо знал священную коллегию. Во всех других местах «послы» исполняли лишь одно конкретное поручение, после чего тотчас возвращались. Не всегда эти поездки держались в тайне, однако они ни разу не принимали вида пышных посольств, какие Карл VII некогда отправлял в Рим, — посольств, состоявших из церковных иерархов и высших королевских сановников, окруженных неслыханной роскошью. Посольства Людовика XI были много скромнее. Разумеется, его людям щедро возмещались расходы и выплачивалась награда за успешное выполнение их миссии, однако они никоим образом не олицетворяли собой королевского величия. Они отправлялись в путь с небольшой свитой, просто чтобы изложить волю своего государя, успешно провести переговоры и отчитаться за поездку, зная, что ее всю разберут по косточкам.
