Благодаря присутствию матери, бабушки и тети Хулио не так остро чувствовал подавленность и одиночество. И еще благодаря саду, который олицетворял для него райские кущи, где он предавался созерцанию зверей и букашек. Без всяких энтомологических изысканий: только он и букашки. Его необычайно привлекали и животные, в особенности это относилось к их домашнему коту. Вообще, отношение к котам и кошкам – это уже из области психологического выбора, растения же служили декоративным фоном. «Я с детства был безразличен к миру растений и никогда не мог объяснить, чем отличается эвкалипт от банановой пальмы; я любил цветы, но никогда не стремился украсить ими свой сад. А вот животные, напротив, необыкновенно привлекали меня: мир насекомых и млекопитающих, где я постепенно открывал для себя их сходство и подобие».
Среди зверей коты и кошки были для него культовыми животными, и с самого детства у него сложились с ними особенные отношения, тайное взаимопонимание, прямой контакт, поскольку Кортасар утверждал, что коты знают о его избирательном к ним отношении, и это много раз было доказано, когда он приходил в гости к своим друзьям, у которых имелись собаки и кошки: собаки оставались к нему безразличны, а кошки тут же искали его общества. Они подходили к нему и мурлыкали. У них дома в Банфилде был кот, ставший прообразом кота в некоторых произведениях Теодора В. Адорно,
[12] так же как и кошка Фланель, последняя кошка, которая жила у Кортасара; она умерла в 1982 году и была похоронена в саду парижского дома художника Луиса Томазелло, близкого друга Кортасара. «Кот знает, кто я есть, я знаю, кто есть кот; слова тут ни к чему, мы друзья, и чао, каждый на своей стороне».
Хулио Флоренсио ходил в школу, маленькую школу на улице Талькауано, 278, в восьми кварталах от дома, и существуют письменные подтверждения того, что он был прилежным учеником. Сегодня нам напоминает об этом мемориальная доска над входной дверью школы: «В память о Хулио Кортасаре, выпуск 1928 года. Слава латиноамериканской литературы». Судя по аттестату за тот год, юный Хулио Флоренсио весьма преуспел по всем предметам, поскольку преобладающими оценками являются 9 или 10, только по труду получил 6. Нет сомнения, что такими результатами в учебе он был обязан своей очевидной склонности к чтению, которое развивало способность к восприятию вообще, а значит, и ко многим другим предметам, не считая литературы.
Круг его чтения был разнообразным. Неисчерпаемые, к счастью для него, страницы «Сокровищницы юности», один из разделов которой, «Книгу стихов», он неустанно перечитывал; он также испытывал пристрастие к «Трем мушкетерам» Дюма и романам Жюля Верна, которые перечитывал на протяжении всей жизни. Чтение никем не контролировалось, никто не давал ему никаких указаний. Таким образом, он быстро «проглотил» всю фантастическую литературу, которая была ему доступна: Гораций Уолпол, Джозеф Шеридан, Чарльз Мэтьюрин, Мэри Шелли, Амброз Бирс, Густав Майринк и Эдгар По; последний, в испанском переводе Бланко Бельмонте, стал для него открытием. Он не мог знать, что через много лет по поручению Франсиско Айялы он осуществит для университета Пуэрто-Рико литературный перевод полного собрания сочинений этого писателя из Бостона, который выйдет в свет в двухтомном издании «Журнала Запада» в 1957 году.
Школа, чтение, а еще болезни; попытки заниматься теннисом: высокий рост Хулио и то, что он был левшой, давали ему некоторые преимущества над другими и позволяли играть вполне сносно, хотя он не прикладывал для этого больших усилий. С другой стороны, распухшие железы, проблемы с дыханием и частое повышение температуры, из-за чего он вынужден был лежать в постели, – считалось, кстати, что из-за этого он и растет, в соответствии с общепринятыми представлениями, ничем, правда, не подтвержденными, что интенсивность роста увеличивается, когда человек находится в горизонтальном положении, а не в вертикальном. Добавлю, возвращаясь к теме поглощения книг, что именно он читал, когда болел и лежал в постели: это были Лонгфелло, Мильтон, Нуньес де Арсе, Рубен Дарио, Ламартин, Густаво Адольфо Беккер, Хосе Мария Эредиа. В конце концов он стал читать столько, что врач посоветовал матери на какое-то время запретить ему читать вообще и рекомендовал ему почаще бывать на солнце, гуляя в саду.
И еще одиночество, то самое одиночество, которое в определенном смысле благотворно действовало на Хулио, потому что не тяготило его; он много раз говорил, что по натуре своей склонен к одиночеству, что прекрасно чувствует себя, когда он один, и что может подолгу жить сам по себе.
С раннего детства погруженный в уютное одиночество дома, он слышал, как ходит по комнатам Офелия и как Дишеполо распевал свои танго, которые его мать ловила по приемнику. Были у него и друзья, но немного. В противовес всеобщему увлечению, Хулио не чувствовал в себе никакой склонности к футболу, главному виду спорта среди мальчишек, которые занимались в клубах «Бока Юниоре» или «Ривер Плат», равно как и в «Атлетико Банфилд», что ограничивало его контакты со сверстниками. Такие игры, как пятнашки, игра в шары, «полицейские и воры», его тоже не особенно увлекали. Так что друзей у него было немного, но зато это были настоящие друзья, такие, с которыми он делился не только кукурузными хлопьями во дворе колледжа, но и самыми сокровенными мыслями, обменивался впечатлениями о прочитанных книгах – одним словом, общался так, как Варгас Льоса писал в зрелом возрасте, что, хотя они с Кортасаром и были друзьями, «общение с ним невозможно было подчинить какой-то системе правил и вежливых манер, которая обычно вырабатывается для поддержания дружеских отношений» (9, 15), но именно эта особенность, как это ни странно, и давала Кортасару возможность так глубоко проникать в мир своих персонажей.
Нельзя не отметить, читая автобиографические тексты Кортасара о его детских годах в Банфилде, одну неизменно повторяющуюся тему: его болезни. Аурора Бернардес, первая жена писателя, отмечает состояние ипохондрии, свойственное всем членам его семьи, как непременную составляющую его собственного характера. В этой связи необходимо упомянуть также о том, что Офелия страдала приступами эпилепсии, а сам Хулио Флоренсио, как мы уже заметили, не отличался в детстве крепким здоровьем. Совсем наоборот, его часто преследовали приступы затрудненного дыхания, которые следует рассматривать как следствие каких-то серьезных нарушений в организме. Сам Кортасар ссылается на них, когда вспоминает о неотступной в годы его детства меланхолии, вызванной хроническим плевритом и приступами астмы. Это привело к тому, что в возрасте двадцати лет врачи установили у него некоторую сердечную недостаточность, и впоследствии ему пришлось не раз снимать сердечные приступы в клинических условиях. Со своей стороны, Аурору Бернардес всегда поражало, как Кортасар предчувствовал приближение обострения болезни, уходящей корнями в историю семьи, где все были приверженцами дорожных аптечек и домашнего арсенала лекарств, возможный в любой момент рецидив.
Со всей определенностью можно сказать, что в большинстве произведений Кортасара, особенно связанных с детской тематикой, болезнь становится, что называется, общим местом и прослеживается достаточно явно. Болезнь является тем ресурсом, при помощи которого Кортасар стремится показать внутреннюю сторону жизни своих персонажей. Аллюзии на эту тему встречаются среди прочих произведений в рассказе «Ночью на спине, лицом кверху», где попавший в аварию мотоциклист, лежа в больнице, балансирует между забытьём и явью; в рассказе «Страшные сны», где описано состояние комы, в котором пребывает героиня по имени Меча; в рассказе «Отрава», где герой по имени Уго болеет плевритом; в перечень подобных персонажей попадают и бледный подросток на больничной койке из рассказа «Сеньорита Кора», и представляющий себя безнадежно больным герой рассказа «Плачущая Лилиана», и страдающий одышкой герой рассказа «Ночь возвращается», не говоря уже о персонажах вышеупомянутого рассказа «Здоровье больных». Все это – отголоски обычных дней его детства. Та самая реальность, в которой юный Хулио Флоренсио из Банфилда больше опирался на опыт, полученный из чтения книг, чем на свой собственный, состоявший в основном из того, что по утрам он лежал в постели, а по вечерам, закутавшись в одеяло, сидел у окна, глядя на цветы герани и бугенвиллии.
