Стирала. Голова совсем перестала работать.
Завтра еду в Пушкино. Потом к маме, это очень тяжело.
Люба готовится к приему французских генералов: попросила у Али сумочку! Ежемесячное прикрепление хлеба и продкарточек.
Все пишут на тему Сталинского приказа
[121]. Одобряют его. А в домах возмущаются жестокостью. Сегодня папа сообщил Илье, что через группком я добилась лесозаготовок, но Илья не хочет и сказал, что все это поломает. А жаль — это бы разрешило часть моих проблем.
Была в Тушино и Заветах. У наших там дача. Неестественная тишина. Собирала землянику для Ильи.
Была тревога. Сидела в подъезде. Потом со свечой лежала дома. Уголек в ногах.
Объяснение в СП
[122] — почему Бори нет в списке: это список семей, о которых будет заботиться СП, а о нас — «Красная звезда». Я-то дура, надеялась, что это значит другое.
Сводка прежняя.
Видела женщину с медальоном, на котором еврейская звезда и еврейская надпись. Молодая.
Была на «Красном богатыре».
6 августа.
Сводка: Котельниково. Это обход Сталинграда с юга. Двигаются. Где второй фронт?
Кончилась моя работа на радио. Марти
[123] хочет одних французов. Я огорчена. Мне необходима работа и много.
Еду в Пушкино к детям.
В электричке испанские летчики. Лица усталые, но веселые, орут, взрослые дети. Рассматривают фотографии наших самолетов.
Леву
[124] отправляют во фронтовую газету. Софа звонила умирающим голосом.
Слухи, что мы наступаем на Северном фронте, будто взяли Ржев, но только слухи. На юге плохо.
8 августа.
Сводка: район Армавира. По слухам, наши наступают на Западном фронте и на юге от Воронежа. Последнее может спасти Юг, по мнению Ильи. Положение серьезное. Была у Софы. Лева как будто остается в «Известиях», демобилизуется.
Таня опять сошлась с мужем — фокусы-мокусы.
Вчера была у Тани Литвиновой
[125], роскошная запущенная квартира. Масса очарования и в квартире, и в Тане. Привезла мне кофе.
С Марти у меня драма. А надо работать. Сегодня лезла на стенку от внутреннего возмущения.
Завтра иду к зенитчицам для испанского радио.
Стригла Уголька.
Ромка неисправимый оптимист — пишет, что ты жив. А я другого не могу себе представить.
Хотела бы взять ребенка, но куда и кто с ним будет?
В группкоме выдали бумагу, ленту для пишмашинки. И все всё хватают впрок.
Боюсь, что не будет табака.
10 августа.
Сводка: Армавир, на самом деле — Майкоп и Краснодар.
Черчилль в Москве. Слава богу!
Марти таки выпер меня с радио.
У Ильи — Шапиро и Шампенуа
[126] в смятении.
Англичане посадили Ганди
[127].
По радио было объявлено, что прибывает поезд из Белоруссии, который везет детей-сирот из освобожденных районов. Говорят, что этот поезд встречали сотни женщин, большая часть работавших на заводе «Красный богатырь». Детей отвезли в приемник, они почти все были усыновлены. По поручению сценарной студии я собрала материал об этих детях. Семилетняя Валя Воротникова рассказала мне: «Мы из Дедовска. Немцы загнали нас в яму, которую до этого мы сами рыли. Нас было: папа, мама, Толя — ему четыре года, Лида — два годика, а еще грудной Валерик. Мама еду взяла, а пеленки забыла. Валерик начал подпревать. Мать послала папу за пеленками. Они у нас на дворе сушились. Только он вышел, пулемет застрелял. Мама бросила мне Валерика и тоже побежала. Потом нашли ее мертвой. А папа лежал убитый на улице. Сидели мы в яме вчетвером. Потом согнали всех в сарай, а оттуда велели идти по большаку. И разделили — одних в сторону леса, других — направо. Мы отстали. На нас никто внимания не обратил. Я ведь Валерика тащить не могла, так я его по снегу на пеленке волочила. Вот мы и пошли все обратно в сарай. Зарыла я Лиду и Валерика в солому, они совсем замерзли, и говорю Толе: ты с ними оставайся, а я пойду к дяде, но он побоялся, и мы пошли вместе. Стучимся, стучимся, нам никто не открывает. Наконец дядя Ваня выглянул. Мы говорим, что нам очень страшно, папа и мама неизвестно где.
Мы их тогда еще не видели. А он ушел в дом и кричит: „Бегите обратно в сарай, а я сейчас приду“. Мы побежали и видим — опять немцы. Идут и кричат „ура!“.
Это были наши. Повезли нас в Москву. Валерик в дороге помер. Толя попал к Зинаиде Садреддиновой. Она татарка. Ей 34 года. У нее две дочери 18 и 12 лет. Старшая от первого брака. Зинаиду выдали замуж насильно, так как она осталась сиротой. Отец девять раз женился. Жили бедно, было много сестер и братьев, она даже не помнит сколько. Зинаида как старшая всех их нянчила. Одна из мачех нашла ей мужа, который бил ее. Он старый был и вскоре умер. Зинаида вышла замуж по любви. Сейчас ее муж на фронте, но уже пять месяцев от него нет вестей. Он даже не знает, что у него приемный сын. Зинаида шестнадцать лет работает на „Красном богатыре“. Стахановка. Муж тоже там работал. Старшая дочь учится на монтера и работает. О ней по радио говорили. Скоро будет получать много денег и просит, чтобы мама тогда перестала работать и занялась хозяйством. Она думает, что на ее деньги можно будет всех прокормить. Младшая дочь учится на курсах кройки и шитья, если осенью откроют школы, вернется в свой класс. Зинаида неграмотная и очень хочет, чтобы дети получили образование. Рассказ Зинаиды: „Сидели мы с Розой и обедали. Обе были выходные. Слышим — по радио говорят, что привезли еще новых детей-сирот из освобожденных мест. Так мне их жалко стало! Я поплакала. Мне давно сына хотелось, да врачи сказали, что рожать не могу. Ведь и дочек я родила через живот. И муж хотел мальчика. Когда выбирали, все смотрели, чтобы светлый был, ведь Толя почти беленький. Он не будет сиротой. Он любит меня и сестер, а папу хоть и не знает, но смотрит на портрет и говорит: „Вот приедет папочка, я его поцелую“. Толя у меня нарядный, соседка за хлеб обшила. Если муж не вернется, то мы сами прокормим Толю, уголочек сделала Толе. Спит он у нас на отдельной кроватке. Ну, его сестренка Лидочка лучше живет. Толя ходит в детский сад, я плачу за него сорок пять рублей, и только в воскресенье мы его кормим сами. Лидочку взяла семья, где муж хорошо зарабатывает и жена дома. У них так чисто. И девочка очень хорошо одета. Но я Толю люблю, и ему у нас не будет плохо“».
