Крестьяне не помнят прошлого — слишком много прошло времени. Но сапоги и гимнастерки, снятые с трупов, еще носят.
Крестьяне жадны до добра во всем мире.
И тот и другой говорят: надежды быть не может. Я и сама понимаю, что раз перешли Днепр, то где может быть Боря? Логически все ясно, в лучшем случае убит. А может быть, замучен и расстрелян, может быть, покончил с собой. Это все так ужасно, что до сознания не доходит. Я понимаю, что Бори нет.
Вчера была в военной комиссии. Там удивляются, что ни от кого из писателей ничего нет. Русские в плену, так я думаю, а евреи погибли. Убит Ставский
[180]. Кирсанова все же отослали на фронт.
Здесь очень неуютно.
Савы у Лидиных.
Никому не завидую и себя не жалею, только плохо, что так случилось. Я не знала, что вся в Боре. Вот оно. Что же делать? Как жить?
8 декабря.
Очень давно не писала. Все новые и новые письма и рассказы о гибели евреев.
Кончилась конференция в Тегеране
[181]. Все говорят о скором мире. На фронте хорошо, а потому цепляются за мелкие неудачи. Сильная бомбардировка Берлина. Илья уехал вешать немцев в Харьков
[182].
Хацревина умирает от рака.
Ходят просить у меня рукописи Бориса. Зелинский
[183] пишет о нем. Все как о погибшем. Так оно и есть. Ты должна наконец это понять. Но я не хочу, даже если бы увидела, и то не поверила бы.
Через три дня сюда въезжают, и мы с Углем должны выехать. Куда?
13 декабря.
В трамвае вожатый говорит женщине с детьми: «Всех мужей поубивали, а дети все родятся и родятся».
Волна страшных писем. Женщина с восьмилетним сыном бежала из гетто, спаслась у партизан, там работала связисткой, наконец они выбрались, и мать говорит ребенку: «Стоит жить, раз мы увидим папу». За это время папа женился. Киевлянка — молодая математик, получившая много премий еврейка, потеряла за войну мужа и брата. Сына брата усыновила. Теперь Украинская академия возвращается в Киев, но еврейку отчислили (по национальности) и оставили в Уфе с тремя иждивенцами: контуженная сестра, старуха-мать и мальчик.
Была у Мазовера — материал о собаках на фронте.
Хацревиной не дают умереть в больнице — ее выписывают.
Олег Эрберг мобилизован рядовым. Волнения с Пленумом писателей. Тихонов
[184] стал чинушей. Плохие отношения с союзниками — Польша. Страх за мирное время, особенно у евреев: уже в университетах ограничения для евреев. Мальчик Альтмана
[185] затравлен в школе. Есть предложение писать историю партизанского отряда. Хандра — мое нормальное состояние. Алигер любит, забывает, рожает, пишет, получает Сталинские премии и лимит и все же несчастна. Таня Литвинова абсолютно счастлива. Дело характера. Без тебя я начала работать, без тебя, быть может, из меня что-то получится, а главного-то — и нет. Для кого? Холодно и мрачно. Осторожно, свежевыкрашено…
14 декабря.
Живу в гостинице, от Ромма
[186] выгнали.
Сводка: взяли Черкассы, оставили Радомысль.
Уголек у Раи-Нины. Работаю на хронике. У мамы портниха, за 900 рублей дошивала шубу и не кончила ее.
27 декабря.
Вчера было десять лет нашей свадьбы! И никаких перемен. Я на Лаврухе. Одна в разрушенной квартире. Все в известке. Течет крыша, выбиты стекла. Так я и знала: наступит момент, когда не смогу покончить с собой. Боже, как страшно. Теперь мы все знаем, на что способны немцы. Сегодня видела Михоэлса
[187] Он рассказывал об Америке — тоже фашизм. Гитлер победил — культура кончилась.
1944 год
9 января.
Очень давно не писала, хотя событий масса. Я живу в нашей квартире. Видно, так устала от всего, что довольна, что одна. Я остародевилась, ничего не поделаешь. C’est la vie.
[188]
На фронте блестяще: сегодня стреляли по освобождению Ленинграда из кольца. Очень часто салюты. Два международных события: статья Заславского
[189] «Вилки мутит воду» и «Утка из Каира» от нашего уточного корреспондента. Как будто это в связи с Польшей. Мы уже перешли старую польскую границу. Идем на запад. Настроение: скоро развязка. Мама в новой квартире. Сыро, но устраиваются, заводят сорокинский уют.
Надя Капустина была у Васьки Сталина
[190] в гостях. Пьяно.
В Союзе писателей волнение: Тихонов, Поликарпов, новая династия. Каждый гадает: будет ли ему лучше.
Был Мунблит. Все та же тема: «О создании великого в литературе». Жалко его.
Получила премию. У меня много денег, но нет туфель, чулок.
Илья мрачен и недоброжелателен.
24 января.
Каплер получил пять лет
[191].
